— Он так сказал? И ты за это не вырвала ему глазные яблоки и не спустила в унитаз?

Слабая улыбка пробегает по моим губам и исчезает так же быстро, как и появляется.

— Наверное, так и нужно было сделать.

— Что еще он сказал?

— Я не знаю, какие-то странные вещи, — отвечаю я, пытаясь вспомнить недавние детали, которые уже кажутся туманными из-за боли. — Он сказал, что мне нужно домой, и сначала я подумала, что он имеет в виду сюда, в квартиру. Но потом он сказал: «нет, в Роли». Когда я спросила почему, он сначала не назвал причину, просто сказал, что у нас ничего не получится и рестораны в приоритете.

— Но я думала, что вы стараетесь.

— Я тоже, — я ерошу шерсть Уинстона, прокручивая в голове каждое слово о нашем расставании, хотя все бы отдала, лишь бы забыть. — Я попросила обсудить все. Он говорил у Фионна, что мы будем говорить обо всем, как нормальные люди.

— По-моему, это звучит разумно и совсем не похоже на психопатию.

— Да. Согласна. Потом он сказал нечто странное, — я морщу лоб, когда открываю функцию поиска на главном экране и набираю слово «вестибюль». В качестве одного из вариантов появляется сообщение от Роуэна, и я нажимаю на него, открывая текст. — Он сказал, что «никогда не хотел быть таким, как все остальные». Утверждал, что говорил мне это по дороге на торжество «Best of Boston» десятого апреля.

— Хорошо… что в этом странного?

— Я не помню, чтобы он говорил это. Никогда. И торжество было не десятого числа.

Ларк замолкает. Она, наверное, думает, что я сошла с ума, и, возможно, она права.

— Может, он перепутал дату?

— Торжество состоялось за два дня до его дня рождения, двадцать седьмого. Тебе не кажется немного странным, что он этого не помнит?

— Милая, я не знаю. Он переживает из-за разрыва отношений и ресторанного дерьма, возможно, ошибся с датами.

— Наверное, но потом он исправился и сказал «тринадцатое». Дело в том, как он это говорил. Странно, — отвечаю я, просматривая сообщения, связанные с этими датами. — И будто в машине по дороге на мероприятие говорил, что лишь ресторан для него единственный смысл в жизни. Но клянусь, такого не было.

— Милая, Слоан, я люблю тебя. Я люблю тебя больше всех на свете, родная, но он, возможно, не до конца помнит все детали. У него явно крыша поехала, если он решил тебя бросить, кто знает, что у него в башке, а?

Ларк продолжает говорить, объясняя все разумные теории о том, почему он мог сказать это.

Но я не слышу ни слова, когда спихиваю кота со своих колен и поднимаюсь на ноги.

Потому что смотрю на сообщение, которое отправила ему в конце марта, в тот же день, когда он позвонил и попросил меня пойти с ним на церемонию награждения.

Как думаешь, на этом торжестве будет фуршет с мороженым? Если да, то лучше сказать им, что ты любишь только свежевыжатую сперму.

Моя кровь превращается в осколки льда.

Я помню, как держала белую ванночку в руках на кухне Торстона, когда читала Роуэну этикетку с ингредиентами.

С десятого по тринадцатое апреля.

Я помню, что он сказал по дороге на торжество. Помню это так же ясно, как тепло поцелуя, которым он прижался к моей шее в вестибюле, и покалывание электричества на коже, когда он взял меня за руку, лежащую на кожаном сиденье в машине.

«Хоть что-то нормальное в ресторане», — сказал он мне. «Что-то неизбежно идет не так. Просто… в последнее время кажется, что это слишком часто случается».

Ларк все еще разговаривает, когда я твержу:

— Мне пора, — а затем отключаю звонок.

Пальцы холодеют и немеют, когда я открываю приложение для камеры, которую установила на кухне ресторана.

Желудок сжимается, когда я рассматриваю происходящее на экране.

— Нет… — слезы застилают глаза. — Нет, нет, нет…

Хватаюсь за сердце, которое разбивается вдребезги во второй раз. Кровь отхлынула от конечностей. Края зрения темнеют, и я крепко зажмуриваюсь. Крик боли срывается с моих губ, колени подгибаются, телефон выпадает из руки. Знаю, что ужас, который я сейчас видела, реален. Но нет времени разваливаться на части.

А если ты не успеешь?

Я не отвечаю на этот вопрос. Не могу. Единственное, что я могу сейчас сделать, — это попытаться.

Проглатываю острую боль и беру себя в руки, один раз обойдя комнату. Мой взгляд падает на кожаный футляр, где я храню свой скальпель среди карандашей и ластиков.

Трясущимися руками беру телефон и набираю номер неизвестного абонента, контакта, чье имя я никогда не вводила в свой телефон. Он отвечает после второго гудка.

— Леди-паук, — говорит Лаклан. — По какому случаю?