Анна тоже невольно прислушивалась к разговору за соседним столиком. Пусть и не смотрела в их сторону. Ей для этого пришлось бы крутить головой, а вот мне было довольно комфортно разглядывать звёздную пару, чем я нагло и пользовался. Но тут они стали говорить чуть тише, и мы с Герман возобновили наш диалог. Впрочем, успевая отдавать должное блюдам кавказской кухни. Моя спутница вспоминала, как в 1964 году с группой польских артистов впервые побывала в СССР, и они тогда выступали в Махачкале, Владикавказе и других крупных городах Северного Кавказа.

Наш ужин уже подходил к концу, как вдруг я услышал показавшийся мне знакомым голос. Обернулся… Твою ж мать! Это был не кто иной, как Георгий Большой. Он же Георгий Зурабович Джапаридзе. И, как водится, со своим бодигардом, которому что-то громко говорил на грузинском, а тот молча кивал. Они уверенно двигались к столику, тому самому, за которым я сиживал во время своих встреч с Джапаридзе.

Мне как-то резко захотелось отсюда свалить. Видимо, Анна уловила что-то в моём лице, спросила:

— Что-то случилось?

— Да нет, — я пожал плечами. — А почему вы спросили?

— Так… Показалось, — извиняюще улыбнулась она. — Нальёте мне ещё вина?

Тут-то Георгий Большой меня и увидел. Вернее, сначала я прочувствовал на себе тяжёлый взгляд, и невольно посмотрел в ответ. Нашим взгляды встретились, и толстые губы грузина, похожие на две насосавшиеся крови пиявки, искривились в подобии радостной ухмылки.

Я в ответ чуть кивнул и криво ухмыльнулся. Герман, проследив за моим взглядом, тут же поинтересовалась:

— Вы знакомы с этим человеком?

— Да, пришлось разочек оказать ему медицинскую помощь.

Тем временем за столиком у Георгия Большого случилось прибавление; к нему присоединился тип с неприметной внешностью. Бодигард типа отправился за другой, тоже для кого-то зарезервированный столик, видно, чтобы не мешать разговору босса с гостем, и стал медленно цедить принесённый официантом кофе. А Георгий Зурабович и его знакомый выпили (причём это был коньяк), закусили, после чего стали что-то живо обсуждать. При этом Джапаридзе пару раз покосился в мою сторону, отчего мне тут же приходилось делать вид, что я в его сторону даже и не пытался глядеть.

В какой-то момент Георгий Большой подозвал официанта, показал жирным пальцем в мою сторону и что сказал. Официант кивнул и исчез. А буквально через минуту нарисовался уже возле нашего столика. На подносе в его руке стояли бутылка коньяка «ARARAT DVIN» и коробка конфет «Ассорти». Я подумал, что не хватает вазы с фруктами, потом вспомнил, что фрукты на нашем столе уже присутствуют.

— Для вас и вашей дамы от того столика.

Официант чуть повернулся, намекая, кто автор посылки. Я через силу улыбнулся весело скалящемуся Джапаридзе, приложив ладонь к груди. Тот моей реакцией, судя по всему, остался доволен, и уже больше не обращал на нас никакого внимания.

А вот Высоцкий обратил. Он с интересом, которого раньше не проявлял, принялся разглядывать нашу пару. Причём больше меня, чем Герман, так как нетрудно было догадаться, что жирный грузин меня точно знает, раз мы с ним обмениваемся улыбками и жестами.

Мне было немного неловко, что знаменитый бард и актёр хоть и не в наглую, но то и дело поглядывает в мою сторону, а даже не в сторону Герман. Наверняка задался вопросом, чем какой-то молодой, с виду ничем не примечательный молодой человек привлёк внимание звезды эстрады. Да ещё и водит дружбу с явно не бедным кавказцем, раз тот посылает коньяк с конфетами к его столу. Кто он такой?

— С удовольствием бы распробовал на пару с вами этот замечательный напиток, — сказал я. — Но если уж взялись пить сегодня красное, то не стоит переходить на более крепкие напитки. Поэтому забирайте коньяк с собой, и конфеты тоже.

— Что вы, это, наверное, очень дорого…

— Анна, не вредничайте. Где вы у себя в Польше достанете такой коньяк? Между прочим, любимый коньяк Уинстона Черчилля. А я здесь, в Москве, достану, причём не особо напрягаясь.

Уговорил. Между тем Высоцкий со своей французской женой собрались уходить. Мне даже стало немного грустно. Уже? Почему так рано? Я ещё толком и не насмотрелся на него… Ну и на Марину Влади – тоже знаменитость, и не только благодаря своему мужу. В 60-е женщины носили романтическую прическу «колдунья», как у главной героини одноимённого фильма, сыгранной Влади: длинные, закрывающие лопатки светлые волосы, челка выше бровей и удлиненные, обрамляющие лицо пряди по бокам. На колдунью не хотели быть похожими только те девушки и женщины, которые подражали Бабетте, героине Брижит Бардо из фильма «Бабетта идет на войну». Они укладывали волосы валиком на затылке. В СССР оба эти фильма прошли с оглушительным успехом, и немудрено, что многие советские женщины хотели походить на полюбившихся героинь.

У меня даже мелькнула гадкая мыслишки, что вот сейчас либо Высоцкому, либо Марине станет плохо, а я тут как тут… Но ничего такого не произошло, и я только с лёгкой тоской посмотрел им вслед.

— Красивая пара, — прокомментировала Герман, когда актерская чета покинула зал, оставив на столе «красненькую».

— И несчастная, — добавил я.

— Почему? — искренне удивилась Анна.

— Ну вы же наверняка слышали о пагубных привычках Владимира Семёновича. Ладно бы только спиртным увлекался… Ну да ладно, не люблю людей за глаза обсуждать.