— Вот как… А почему не святого Пантелеймона?

— Да вот как-то так получилось, — уклончиво ответил я. — Тем более, когда стоял перед иконой Рафаила в Троицком соборе вашей лавры, ощутил словно бы исходящую на меня благодать.

Не рассказывать же о том, что мне пришлось пережить после смерти. И что Рафаил (во всяком случае в моих глазах) выглядел отнюдь не как с иконы. Во всяком случае, с благодатью не приврал.

— Понятно, — крякнул архимандрит. — А ты что же, сын мой, крещён?

Я повторил то же, что когда-то сказал Владыке Мелхиседеку, ещё и присочинив деталей:

— В детстве бабушка крестила, но крестик не ношу. Даже уже и не помню, где он, наверное, в Пензе где-то лежит, на старой квартире.

— Почему не носишь?

— Комсомолец как-никак, — вздохнул я, — может аукнуться.

— Не дело это – стесняться того, что Господь твой покровитель. Но в светской жизни, согласен, это может принести неприятности.

— Да уж, — согласился я, —церемониться не станут, мигом на собрание вызовут и выпрут из комсомольцев.

— Так ты ещё в комсомоле, сын мой? Сколько же тебе лет?

— Двадцать шесть недавно исполнилось. А в комсомоле можно состоять до двадцати восьми.

— А после?

— А после ты беспартийный или кандидат в члены партии, и если за последующие два года ты усердно выполнял все партийные поручения, то на собрании первичной парторганизации выносится решение о приёме тебя в члены КПСС. Или не приёме, если ты был не настолько усерден.

С чаепитием мы закончили ближе к десяти. На прощание архимандрит вручил мне нательный серебряный крестик.

— Освящён в нашей лавре мною лично. Захватил на всякий случай. И шнурочек вот кожаный. Лука!

Тот кивнул, раскрыл портфель, который всё это время держал при себе, и извлёк из него явно старинную икону размером с солидных размеров фолиант.

— Архангел Рафаил, — сказал Иероним, вручая мне икону. — Будет защитником вашего дома.

Ну да, пусть пока съёмное жильё охраняет, подумал я, а потом и в нашу с Ритой новую квартиру захватим. Решил, что повешу икону в углу возле кона, будет своего рода «красный угол». Тем более что в это время была своего рода мода на иконы, так что никого это особо не удивит.

— А вы благословите меня, отец Иероним, — неожиданно для самого себя попросил я.

Тот, судя по приподнявшимся бровям, слегка удивился, однако просьбу мою выполнил. И в свою очередь, попросил навещать лавру хотя раз в три месяца, помогать болящим братьям, у коих в силу возраста проявляются различные недомогания. Обещал устроить в стенах духовной академии, что располагалась на территории лавры, отдельный кабинет, где я смогу принимать страждущих. За мной даже согласны присылать машину и потом так же обвозить обратно.

— А то вон даже Лука, на что молод, всего-то чуть за сорок, а уже жалуется на варикоз.

— Ну что вы, Ваше Высокопреподобие, это такая мелочь, — смутился протоиерей.

— Вообще-то со временем это может стать серьёзной проблемой, — покачал я головой. — Отец Иероним, не против будете, если я сейчас поработаю над ногами Луки?

— Там всего одна нога, левая, — робко поправил протоиерей.

— Да что ж, подлечите, конечно, а я пока с балкона вашего, если вы не против, звёздами полюбуюсь, а заодно свежим воздухом подышу. Я уж с этой катарактой и забыл, как ночное небо выглядит.

На ногу у меня ушло порядка двадцати минут, и всё же я чувствовал пусть не сильную, ног усталость. Несмотря на прокачку ДАРа, два исцеления подряд (а вообще три, если учитывать, что глаза-то два) так легко не даются.

Проводив наконец гостей, я посмотрел в окно на отъезжающую со двора чёрную «Волгу», потом убрал со стола, сполоснул в кухонной раковине стаканы, принял душ, и завалился в постель.

«Утро красит нежным светом…» Я делал зарядку под звуки радио, хотя мог поставить на бобиннике что-нибудь более забористое.

По пути вниз вытащил из ящика свежую прессу. Появится свободная минутка – почитаю в ординаторской.

А на улице-то… Лепота! Травка зеленеет, солнышко блестит… Почки на ветвях, опять же, набухли, из которых через неделю-другую осторожно высунутся робкие листочки. Всегда любил это время года. Оно наполняло меня желанием жить, и не просто жить, а радоваться жизни. И хочется забыть обо всех проблемах, которым плевать на твоё настроение, они всегда готовы добавить в него толику негатива.