Ее оглушил скрежет металла, как будто гнулась арматура. Она обернулась, ища источник звука...

«Хеллборы» поворачивались.

Они двигались рывками, задерживались, снова прыгали на два дюйма. Где-то в глубине изуродованного Боло рычала машина. От этого звука Калима затряслась, уцепившись за верхнюю, скобу.

— Он вовсе не мертвый! Он не мертвый. А я здесь застряну...

Если она попытается спрыгнуть, он может открыть огонь из противопехотной пушки или включить экран. Что если она теперь никогда не сможет слезть? Никто не сможет ее спасти, не сможет даже подойти близко...

Тут она услышала звук, от которого волосы на ее голове встали дыбом.

Боло заговорил...

Воспринимаю солнечный свет и звук работающих двигателей за ближайшей грядой, не далее следующей долины. Враг вернулся!

Затем слышу человеческий голос. Мой командир мертв уже много лет. Может быть, наконец у меня появился новый командир? Голос раздается совсем близко. На моем боевом корпусе человеческая рука. Сенсоры впереди функционируют. Это человек, маленький человек, с другим существом, которое я должен знать, но не знаю. Слишком велики потери в банках данных.

Маленький человек карабкается по корпусу, приближаясь к башне. Я не откроюсь, пока не получу кода доступа. Правда, мне кажется маловероятным, даже в моем теперешнем состоянии, что новый командир так долго будет помнить код. Прошло очень много времени... Роюсь в остатках памяти и нахожу голос любимого командира, затерявшийся из-за моих многочисленных повреждений.

— Шесть-семь-ноль ГВН, твое имя будет Гавэйн. Это отличное имя, согласен?

— Согласен. Гавэйн был доблестным воином, он достоин места в рядах бригады «Динохром».

Сенсоры ощущают раскаты хохота моего командира.

— Мне так и кажется, что кто-то ввел чувство юмора в твой комплекс самоанализа. Но вот что, Гавэйн, мы должны еще определиться с нашим личным кодом. Как насчет чего-нибудь в рифму с моей фамилией?

Я обдумываю вопрос.

— Думмер. Рифмы — шумер, нумер, зуммер, умер...

— О! Умер! Это мне нравится. Это, знаешь ли, очень скоро можно будет сказать о нас с тобой. Думмер уммер — звучит? Хотя... мы еще посмотрим, о ком это скажут.

— Фиксирую слово «Уммер» как личный код моего командира.

— Фу ты, какой бесстрастный! Тебе ведь и самому понравилось...

Маленький человек карабкается на мой корпус и снова заговаривает.

— ...что ты Уммер, шесть-семь-ноль...

Искры сыплются в командном центре. Я встрепенулся. «Хеллборы» медленно, с трудом двигаются. За 9,7 секунды поворачиваю башни на 7 дюймов.

Строевая машина шесть-семь-ноль ГВН к бою готова, хочу я произнести.

Такой речевой сигнал направлен в динамики командным центром. Сенсоры, однако, воспринимают мой голос, среди треска произносящий:

— ...Уммер, Уммер, Уммер, Уммер, Уммер...

В течение 0,027 секунды пытаюсь определить причину. Доступная мощность питания критически мала. Работаю от аварийных батарей. Реактор синтеза уже остыл. Если я попытаюсь функционировать без подзарядки в течение ближайших 3 дней, мне конец. Внутренняя диагностика ошарашена невообразимым беспорядком, путаницей сломанных плат и сетей ниже и левее командного центра.

Я в состоянии нормально мыслить, но не в состоянии выражать свои мысли. Усугубляется чувство стыда за то, что я подвел бригаду и уже подвожу нового командира. Отчаянно пытаюсь сообщить о потребности в энергии. Фраза «строевая единица шесть-семь-ноль ГВН запрашивает о немедленной перезарядке и ремонте всех энергетических систем» слышна из динамиков как «солнце... солнце... солнце...».

Маленький человек, принявший командование, спускается на землю. Командир оставил надежду связаться со мной. Дальнейшие попытки бесполезны, потому что энергии не хватает. Скоро придет забытье. Опускаю «Хеллборы» и отворачиваю их в сторону от удаляющегося командира. Это единственный салют, на который я способен. Командир удаляется.

Скрип башен отбросил Калиму в ближайшую воронку. Она обхватила руками голову... но Боло не стрелял. Суфи прижалась к ней, слабо и сдавленно повизгивая. «Давай уйдем», — означал этот звук.

Калима медленно подняла голову. «Хеллборы» смотрели не на нее. Боло отвел их в сторону. Она нахмурилась и села.

— Почему он не стрелял?

Суфи все торопила с уходом.

— Погоди, Суфи. Это странно. Надо подумать. Она сказала какую-то чушь, трудно даже вспомнить что, и Боло ожил. Что он говорил? Умер, умер, умер... Он повторял то, что сказала она. Одно слово. Потом он бормотал о солнце. Осеннее солнце слабо грело ее плечи.