Нужно отдать японцам должное — все четыре их армии, пусть порядком потрепанные, за реку Ялу все же отошли. И заняли позиции, подготовленные десятками тысяч согнанных на работы корейцев. Попытка форсировать реку Ялу с ходу закончилась неуспешно, русским пришлось занимать уже осыпавшиеся окопы, которые они отрыли весной, готовясь тогда к отражению вражеского нашествия. И стали готовиться к новому наступлению, однако его сроки определить было невозможно.

Дело в том, что обе противоборствующие стороны испытывали ощутимую нехватку всего необходимого. В их распоряжении имелась только одна более-менее пригодная дорога — строившийся до войны тракт от Сеула до Ляояна, через который можно было провести обозные повозки. И все — то, что в Корее именовали проселочными местными дорогами, даже по российским меркам считались бездорожьем, ведь наступила поздняя осень, пошли дожди, и лишь недавно ударили морозы и реки с речушками стали быстро покрываться крепким льдом, а грязь подмерзла, превратившись в панцирь.

В худшем положении оказались японцы — они не могли воспользоваться каботажными перевозками. На маленькие пароходы, шхуны и джонки русские крейсера, канонерские лодки и миноносцы устроили самую настоящую охоту, топя всех, кто пытался уйти по мелководью, спрятавшись за островами, и захватывая те суда, где экипажи, состоящие из корейцев, предпочитали сразу сдаться. Причем симпатии местных жителей теперь однозначно перешли к русским — японцы достали всех до «печенок» своими жестокостями, наводнив страну оккупационными войсками. Король Коджон превратился в марионетку в их руках, знать предала народ, перейдя на сторону завоевателей, которые вот уже десять лет целеустремленно пытались распространить свою власть на «страну утренней свежести».

Королева Мин единственная попыталась противостоять врагу, но ее убили девять лет тому назад японские солдаты под началом генерала Миуры Гото, совершив нападение на глазах изумленных дипломатов прямо во дворце. Видя слабоволие мужа, эта женщина попыталась противостоять притязаниям Японии путем дипломатии и интриг — лавировать между интересами «великих держав», а по возможности прибегнуть к еще одному «покровителю», так как Китай, терпя поражение в войне с японцами таковым быть перестал. Единственной державой, идеально подходящей на эту роль оставалась только Россия, просто потому, что другого соседа не имелось. Вот только царские дипломаты вовремя не осознали идущую от японцев опасность, хотя после убийства Мин спрятали в посольстве бежавшего туда в диком страхе за свою жизнь короля Коджона, который отсиживался три года, пока ему не дали твердых гарантий, что убивать не станут.

Нападать на русское дипломатическое представительство даже «отмороженные» на голову самураи не решились — тогда еще у японцев не было броненосцев, а вот у русских имелось их три, и к ним еще броненосные фрегаты и крейсера. И принялись за постройку современного флота, заказав в Англии новейшие корабли, потратив на заказ полученную от Китая контрибуцию из русского золота, которое всесильный министр финансов Витте предоставил как заем, за отдачу в аренду Квантунской области и прокладку КВЖД. Вот так вышло, что на русские же деньги Япония хорошо подготовилась к войне с самой Россией.

И сейчас, вспоминая прошлое, наместнику хотелось материться — еще четыре года тому назад во время «китайского похода» Евгений Иванович осознал, что воевать с японцами придется скоро, и эту войну никак не отстрочить, но лучше к ней хорошо подготовится. Однако приложенные усилия ощутимого результата не дали. Ему казалось, что в Санкт-Петербурге не придавали значения всей серьезности ситуации. Не осознавали сановники, что война пойдет за Маньчжурию и Корею не с такой же азиатской «державой», которую армия и флот разобьет одной «левой», не прилагая особых усилий, а с таким же по силе противником. Да и он сам неправильно оценил противника и допустил множество просчетов, хотя и прилагал массу усилий для наращивания численного состава эскадры, став наместником.

— Ничего, ошибки исправили, Куропаткина нет, флот больше японского — справимся. Главное корейцев на японцев натравить, как с маньчжурами вышло — тогда побьем самураев. И Коджон станет как шелковый — хотя и так все время подачки выпрашивает.

Корейского вана Алексеев презирал, хотя на его страну давно положил «глаз», категорически не желая ее отдавать японцам, и полностью разделяя желания самого царя. Отсюда и лесные концессии на реке Ялу, в которые монарх вложил внушительный «семейный капитал» и ожидал прибыли, которую рассчитывал пустить на благотворительность. А вот Алексееву, статс-секретарю Безобразову и великому князю Александру Михайловичу требовалось совсем иное — через их посредство завладеть всей Кореей, даже ценой военного противостояния с Японией. Так что на один пароход леса хватило — рабочих охраняли сибирские стрелки в форме, что вызвало резкое недовольство у японцев, на что царь повелел не обращать внимания. Второй пароход был уже с купленным у американцев лесом, который выдали за «корейский» — «концессия» несла убытки, но монарх ей увлекся и это было главное. Ведь цель была еще потаенная — втянуть Россию в активную политику на Дальнем Востоке — занять Маньчжурию и Корею, создав «Желтороссию».

И это был отнюдь не эфемерный проект, а желание расширить пределы империи, ведь если остановить поступательное движение, тогда жди несчастья. Ведь внутри государства вызревала смута, и Алексеев понимал, как и министр внутренних дел Плеве, убитый террористом этим летом, что избежать революции поможет только «маленькая победоносная война»…

— Эх, да что же это такое?!

Наместник видел как по сибирским стрелкам, цепями выходившими на речной лед, хлестанули японские пулеметы, стали бить засевшие в окопах солдаты. Зато вражеская артиллерия не шла ни в какое сравнение с русской — в дивизиях вдвое меньше стволов, к тому же по большей части горные орудия, с дальностью стрельбы меньше пяти верст. А потому их позиции сейчас обстреливали шрапнелью новые трехдюймовые пушки, имевшие большую дальность стрельбы, но других боеприпасов у них не имелось.

— Евгений Иванович, ничего страшного — собьем неприятеля с позиций, ему нечем лед бить, так что наступать будем безвозбранно. Стрелков жалко, но без потерь войны не бывает. Наши пушки хорошо неприятеля прижали, оттого и стреляют японцы редко — их позиции как на ладони.

Командующий 1-й Маньчжурской армией генерал от инфантерии Зарубаев тут был полностью прав — с сопок северного берега открывался вид на низкий южный, хорошо просматриваемый. Так что сюда подтянули все переданные в армию полевые девятифунтовые (107 мм) пушки и шестидюймовые мортиры, собранные в восемь дивизионов тяжелой артиллерии. И еще вдвое большее число четырехфунтовых (87 мм) орудий, имевших гранаты. И на одну японскую дивизию, сейчас занимавшую фронт в восемь верст, наступали два лучших корпуса — 1-й и 4-й Сибирские, каждый в три дивизии. Два других корпуса вели наступление на две других дивизии армии Куроки — перевес в силах был трехкратный в пехоте и семикратный в артиллерии, и это по приблизительным подсчетам, так как японские части были сильно потрепаны, и потери в них противник еще не успел восполнить.