Шрифт:
Катя поблагодарила и поверженно вышла из кабинета. Прочитала название мазей на рецепте. Часть из них, подешевле, она уже пробовала. Мази не помогали.
Она вернулась домой и пожаловалась свекрови на бесплатную медицину. Свекровь попросила нашинковать капусту для пирогов.
Потом, улучив момент, Катя курила, положив руку на теплую деревянную ступеньку крыльца и подставив ладонь солнцу. А вечером, когда Володя затопил баню, развела в тазике морскую соль. Думала, не позвонить ли Лидке — спросить, как там в столовой, да так и не решилась.
На рассвете все уже держали военный совет и смотрели на нее, как на перебежчика — даже Генка, который никогда так рано не появлялся. Пришли двое из другой смены.
— Наразвлекалась с москвичом-то? — тетя Тоня загоготала.
— Ну зачем вы? — Катя прошмыгнула в раздевалку.
За ней покатилась волна осуждающих смешков.
Переодевшись, Катя выскользнула в коридор и прижалась щекой к холодной стене за углом. Притаилась, подслушивая.
— Гнать взашей таких, — кричала тетя Тоня, — совсем оборзел. Точно не просто так выперли его из Москвы-то. Че б он еще сюда притащился? Он даже на Леночку орал. Чувствует, скотина, что безответная она.
Тетя Лена, чуть ли не слившись со стеной, как хамелеон, поддакнула:
— Так орал!.. Сказал, что котлеты у меня, как подошва, и что там хлеб сплошной, а не мясо. А у меня — пропорции. Я, что ли, это определяю? Чай руководство. А он как давай загибать, мол, Геннадий Петрович, что ли, это руководство…
— А масло!? — возмущенно просвистела тетя Тоня. — Я ему говорю: не можем мы его так часто менять — у нас перерасход будет в пять раз. А он: канцерогены, канцерогены. Типа мы людей травим. Это мы-то! Я девять лет тут работаю.
— Мне вообще угрожал. — Все перевели взгляды на Генку. — Ладно еще дезинсекция — я навстречу пошел. А вчера говорит: давайте поставщиков менять, мол, просрочка сплошная. Я ему — а как мы концы с концами сведем? У нас загрузка низкая, если продукты дороже выйдут, в минус будем работать. И закроют нас к ядреной матери. Объясняю ему по-человечески. А он — знаете что?
Все затаили дыхание.
— Сказал, что к главному пойдет. Стукач хренов. И какой нам ремонт после этого?
— Приедут на готовенькое, — протянула повариха из другой смены, — и ну свои порядки устанавливать, не разобравшись.
Пора было выбираться из укрытия. И Катя вынырнула из-за угла.
— Явилась, — хмыкнул Генка.
— Да он же не со зла. Просто как лучше хочет! — Пробурчала Катя и схватилась за тряпку.
— Ну-ну, — хмыкнула Лидка. — Видели вас с ним в городе. Перед мужем не стыдно?
— Не было ничего у нас. — Рука особенно зудела этим утром, так и хотелось швырнуть в Лидкино узкое лицо тряпкой, как в таракана.
— Вы чего на нее накинулись? — утихомирил всех Генка. — Катька вон у нас уже два года, слова худого никогда не скажет, старается. Что вы сразу!..
Слышно было только, как ездит тряпка по поверхности стола.
— Но тебе, Кать, надо решать. Ты с кем? Тоже с ним к начальству пойдешь?
Катя вспыхнула:
— Геннадий Петрович, ну вы что!
Когда за Леонидом хлопнула дверь, обстановка была как перед повешеньем.
— Не переодевайся, — предупредил Геннадий Петрович, который под весом обстоятельств, будто подрос и распустился. — Уволен.
Парень остановился, пойманный врасплох, и обвел взглядом коллектив.
— И все согласны?
Он пронзительно посмотрел на Катю. Она опустила глаза и промолчала.
— Понятно. — Леонид покопался в сумке и достал из нее небольшую банку.
Он подошел к Кате:
— Это мазь из грецких орехов. Здесь кожура зеленого ореха, высушенные листья ореха и растительное мало. Хранить в темноте. Мазать два раза в день. Повтори.
Не отрывая глаз от пола, чувствуя, как подступают слезы, она повторила:
— Грецкие орехи. Высушенные листья. Растительное масло. Хранить в темноте и мазать дважды в день.
Он кивнул и ушел под обстрелом ненавидящих взглядов.
Город праздновал День металлурга. Всех согнали на концерт, где друг за другом змеились парадные речи и мелькали пестрые самодеятельные номера. Между торжественными обещаниями пели девицы в кокошниках, били чечетку и показывали сценки о жизни на заводе.
После изгнания Катя встречала Леонида на улице. Он кивал ей, как далекой знакомой. Потом исчез. Поговаривали, что забрал сестру с собой. Вряд ли Леонид вспоминал о Кате. А она о нем думала каждый раз, когда покупала морскую соль или мазала руку остатками пасты из грецких орехов.