Не женщин.

Шовинизм все еще был жив и процветал.

Спрятав подарок для ребенка в сумочку, я срезала путь до квартиры, пройдя по переулку. До бокового входа в мой дом я добиралась примерно на десять секунд быстрее, к тому же мне нужно было найти работу. Пришло время направить свою энергию на что-то другое, а не на то, чтобы смотреть в окно.

Когда я шла по протоптанной в снегу тропинке, до моего слуха донеслось приглушенное рыдание. Я осмотрела парковку слева от себя, затем оглянулась через плечо. Но аллея, достаточно широкая для микроавтобусов и грузовиков, была пуста, если не считать мотоцикла, припаркованного вплотную к зданию. На земле лежал рюкзак, засунутый за переднее колесо, как будто владелец спрятал его там, чтобы быстро сбегать по делам.

Только когда я сделала еще несколько шагов, оказавшись в узком проходе между зданиями, я снова услышала всхлипывание.

На узкой дорожке между моим домом и соседним, прислонившись к стене, стояла молодая девушка. Она закрыла лицо руками, но я узнала бы эти светлые волосы где угодно.

— Саванна?

Ее лицо вытянулось, руки опустились по бокам. Она моргнула, ее ярко-голубые глаза расширились и покраснели. Я разрушила ее укрытие.

— Ты в порядке? — Я сделала два шага вперед, но, когда ее взгляд сузился, я замерла на месте.

Эта девушка разбивала мне сердце.

Саванна была так похожа на Хакса. У нее был его прямой нос и блестящие синие глаза. Но больше, чем черты лица, она напоминала мне своего отца своим поведением. Она была упрямой. Очень упрямой. Своим упрямством она держала всех на расстоянии.

Только я видела, как этот фасад треснул. В день стрельбы в фермерском доме она прильнула ко мне. Она плакала у меня на плече, пока я не потеряла ее в толпе полицейских машин, копов и скорой помощи. Забрал ли ее Хакс? Или это сделала ее мать?

С того дня я беспокоилась о Саванне, но, не зная, как лучше с ней связаться, решила узнавать новости через Люси и Дюка. Они заверили меня, что Трэвис оправляется от случившегося. Его мать направила его к психологу. И, по словам Трэвиса, Саванна тоже была на пути к нормальному состоянию.

Но, увидев боль на ее нежном личике, я засомневалась.

— Что-то не так? — спросила я снова, когда она не ответила на мой первый вопрос.

— Моя мама может быть такой стервой.

Я рассмеялась. Да, моя тоже.

— Что она сделала?

— То, что делает всегда. Обращается со мной так, будто я — огромная обуза в ее жизни, сплошное неудобство. Но когда я предлагаю ей отвязаться от меня и жить со своим отцом, она выходит из себя. Она не хочет меня, но и не хочет, чтобы я досталась ему.

Это было так до боли знакомо. Я подошла ближе и положила руку ей на плечо.

— Мне жаль.

Слеза, идеально круглая и крупная, полная печали, скатилась по ее гладкой щеке.

— Зачем я ей нужна, если она никогда меня не хотела?

Саванна оказалась в моих объятиях прежде, чем мой мозг успел осознать, что я притянула ее к себе. Или что она смогла осознать, что я обнимаю ее. Но я крепко прижимала ее к себе, больше всего на свете желая, чтобы она не оказалась в таком положении.

Легче не станет. Она будет бороться с этим всю свою жизнь, ища любви и одобрения своей матери.

— Мне жаль, — прошептала я.

Она всхлипнула и кивнула, ее слезы впитались в мою парку. Затем в мгновение ока она исчезла, вырвавшись из моих объятий.

Саванна вытерла лицо, еще раз шмыгнула носом и вздернула подбородок.

— А тебе-то какое дело?

Ах, да. А вот и упрямая девушка. Та, что прячет свою боль за бравадой.

— Мне есть дело.

— Да, точно. — Она закатила глаза. — Ты даже не знаешь меня. То, что мы видели, как пуля разрывает сердце женщины, еще не значит, что мы друзья.

Черт, у этого ребенка была хорошая усмешка. Лучше, чем у большинства взрослых. Она была рассержена. Она была унижена тем, что я застала ее в момент слабости. Я подняла руки.

— Хорошо.

— Неважно. Я в порядке. — Еще раз закатив глаза, она засунула руки в карманы и пролетела мимо меня, направляясь в противоположном направлении к мотоциклу.

Я ждала, наблюдая, как она пристегивает рюкзак и заводит мотоцикл. Затем она умчалась прочь, даже не взглянув в мою сторону.

— Подростки, — пробормотала я. Как они могли вложить столько злобы в «неважно»? «Неважно». Я попыталась скопировать тон Саванны, возможно, для своей собственной матери, но у меня ничего не вышло.