Шрифт:
— Скажи мне, Эмилия, ты хочешь умереть?
Потому что она вполне могла это сделать, если бы сбежала. Серхио ясно дал понять, что без колебаний пустил бы ей пулю в лоб.
Она вскочила на ноги, расправляя плечи для борьбы.
— Ты мне угрожаешь?
Черт. Из-за этого пожара мне захотелось отшлепать ее по заднице, пока она не поймет, когда именно нужно прикусить свой чертов язык.
— Потому что я не собираюсь просто мириться с тем, что я твоя пленница и подчиняюсь тебе, как домашнее животное.
Тонкая, оборванная струна моего терпения лопнула, и та часть меня, которую я держал на привязи, немного ослабла. Схватив ее за горло, я прижал ее к стене с телевизором, отчего тот замерцал. Эти розовые губы приоткрылись в прерывистом вздохе, и ее пульс забился под моими пальцами, как крылья колибри.
— О, но прямо сейчас ты именно такая, милая. Животное, которое находится в безопасности, потому что сейчас ты нужна мне именно такой. — Мое бедро прижалось к ее бедру, и весь вес моего тела придавил ее крошечную фигурку. — Или ты бы предпочла, чтобы мы расторгли наше соглашение, и ты вернулась к своей семье? — Я улыбнулся, когда она напряглась. — Ах, вот оно что. Этот страх говорит мне о том, что ты не совсем безрассудна. — Но это не страх передо мной.
Она боялась Серхио Донато больше, чем меня, и если бы на ее месте был кто-то другой, это было бы серьезной ошибкой в суждениях.
— Пошел ты. — Она уперлась ладонью мне в грудь и впилась ногтями в основание моего горла. Да, сопротивляйся мне, милая Эмилия. — Я не буду извиняться за то, что хотела освободиться от тебя и от них.
— Ты подожгла мою гребаную квартиру. Снова.
Она смотрела на меня с ненавистью и непреклонной волей, и мой член прижался к ширинке. Мне было насрать, чувствовала ли она это. Наклонившись, я прикусил мочку ее уха, теряя над собой контроль, и в ответ у нее перехватило дыхание.
— Осторожнее, крошка. Можно подумать, что тебе нравится моя ярость.
Она вызывающе вздернула подбородок.
— Или, может быть, это просто проблемы с отцом.
Ее ладонь коснулась моей щеки с громким хлопком, от которого вся кровь прилила к моему члену. Когда в последний раз женщина была достаточно смелой, чтобы ударить меня? Никогда. Это всегда было подчинение и стремление угодить. Тем не менее, это был третий раз, когда она ударила меня меньше чем за неделю. Я начал привыкать к ее характеру.
Моя рука переместилась, и я приподнял ее на цыпочки, перекрывая ей доступ воздуха, когда я приблизил ее губы к своим. Всего лишь легкое касание, но этого хватило, чтобы я подавил стон.
— Я мог бы убить тебя и избавить себя от многих хлопот.
— Но ты этого не сделаешь, — выдавила она.
— Ты думаешь, ты мне нужна?
— Нет. — Ее губы ласкали мои, когда она говорила, и, черт возьми, мне захотелось поцеловать ее, просто чтобы узнать, есть ли у нее вкус невинности и солнечного света. — Думаю, ты хочешь меня.
Я убрал волосы с ее лица.
— И ты думаешь, это спасет тебя?
— Ты не причинишь мне вреда, — выдохнула она.
Я провел пальцем по ее нижней губе, и в ответ на это ее дрожащее дыхание коснулось кончика моего пальца.
— Такая невинная. Наивная. — Желание доминировать над ней было подобно дьяволу на моем плече. — Так чертовски обнадеживающая.
— Что ты собираешься делать? — Она понятия не имела, что эти произнесенные шепотом слова, полные трепета, только раззадорили зверя, который стремился уничтожить ее.
— Я собираюсь наказать тебя, принцесса. — Мне не должно было ничего в этом нравиться, но мое сердце бешено колотилось в предвкушении, а член болезненно пульсировал.
— Ты меня не пугаешь, Джованни. — И это был огонь, кислинка, пробивающаяся сквозь сладость в таком пьянящем сочетании. Однако она не смогла скрыть дрожь в голосе. Храбрая, глупая и такая совершенная.
— И в этом твоя ошибка.
Глава 11
Эмилия
Джованни Гуэрра был похож на бесценную картину маслом, написанную идеальными мазками, но если стереть первый слой краски, под ним окажется другое изображение — из крови и теней. Вот что я видела сейчас, то же самое я видела в ту ночь, когда он нашел меня. Эта его сторона была столь же пугающей, сколь и интригующей. Это был человек, которого боялась моя семья, зверь, от которого я хотела убежать и приручить. И каждый дюйм его тела прижимался ко мне, его пальцы перекрывали мне доступ воздуха, горячее дыхание касалось моих губ, как сладкий яд, умоляя попробовать его на вкус.