— Я люблю тебя, Роуз, — говорю я, когда мы отстраняемся и прижимаемся лбами. — Прости меня.

Она не находит слов, лишь качает головой. Мы крепко обнимаем друг друга.

Уже темнеет, когда мы наконец отстраняемся, и света едва хватает, чтобы разглядеть тропинку к коттеджу, где веранду с видом на море украшают гирлянды. Меня начинает трясти. Вся моя медицинская практика, опыт работы в критических ситуациях, да и время, проведенное с этими безумными людьми, работающими на Лиандера, — всё это куда-то исчезает, когда Роуз смотрит на меня своими тёмными и сияющими глазами. Любая мысль о ней заставляет меня нервничать.

Сглатываю и показываю на домик.

— Может, останешься со мной?

Роуз не отвечает. Моё сердце сжимается.

— Там… там красивый вид на океан… — она смотрит на меня, не двигаясь. — Эм-м… там вкусный завтрак подают. И вафли, ты любишь вафли, — я хватаюсь рукой за затылок, когда она поднимает брови, словно ждёт чего-то большего. — Там только одна кровать.

Внезапно на её лице расцветает улыбка, словно она нарочно сдерживала её, чтобы посмотреть, как я мучаюсь.

— Это именно то, что я и хотела услышать, Док.

Мы идём к домикам под сияющими звёздами, держась за руки. Каждый шаг кажется мне сном. Вдруг я проснусь, и окажется, что всего этого не было. Она никогда не приходила. И в этот момент меня охватывает ужас, когда мы подходим к парковке, и она смотрит в сторону Дороти, словно собираясь отпустить мою руку.

— Подожди минутку, — говорит Роуз и отступает назад. — Я сейчас вернусь.

Я киваю. Она бросает на меня неуверенную улыбку и уходит к автодому, засунув руки в карманы. Возвращается с рюкзаком на плече.

— Нужно было покормить Барбару и взять вещи на ночь.

— Хорошо, — протягиваю руку, и она берёт её. Её прикосновение всё ещё кажется неуверенным, совсем не похоже на ту Роуз Эванс, которую я знаю, но понимаю, что мне ещё предстоит заслужить её доверие.

Я просто остаюсь рядом, открывая дверь и провожая её в комнату на втором этаже с видом на море. Она подходит к окну и смотрит на океан, ставя рюкзак на один из стульев.

— Красиво, — говорит она, не отрывая взгляда от черных волн, сливающихся с горизонтом.

— Да, очень, — отвечаю я, смотря на неё. — Хочешь что-нибудь выпить? У меня есть чай и бурбон.

— Бурбон был бы кстати, спасибо.

Я киваю, хотя она и не видит этого, и поворачиваюсь к небольшой кухоньке, чтобы достать два стакана и наполнить их. Наливаю в первый, когда она произносит слова, от которых у меня стынет кровь в жилах.

— Дорогой Фионн…

Я поворачиваюсь к ней, как будто под гипнозом. В её руках письмо. Видно, как дрожат её пальцы.

— Я получила твои письма. Читаю их снова и снова. И наконец решила ответить. Никто мне раньше таких писем не писал. Да и я никогда никому не писала. Забавно, ведь и эти мне некуда отправлять.

Роуз смотрит на меня, и я не могу двинуться с места.

— Когда я лежала в больнице, мне приснилось, что некоторые разбитые сердца невозможно излечить. Думала, что и моё тоже. А потом пришло первое письмо. Я была зла. Чувствовала себя абсолютно опустошённой. Но это письмо было как первый стежок. Больно, но помогло. И каждое следующее письмо затягивало мою рану, даже если я этого и не хотела.

— Ты прислал мне карту «Тройка мечей». Написал, что она символизирует боль. В письме ты писал, что она символизирует разбитое сердце, боль и потери, которые мы пережили вместе, и которые я переживаю до сих пор. Но когда я открыла конверт, эта карта была перевёрнута. Значит, ножи больше не ранят сердце. Начинается исцеление. Это письмо стало для меня ещё одним стежком.

— Поэтому надеюсь, что ты будешь и дальше писать мне. А я буду писать тебе. Надеюсь, что мы залечим раны друг друга и снова будем вместе. Потому что я люблю тебя, Фионн. И не отпущу. Никогда. С любовью, Роуз.

Она поднимает на меня взгляд, и хотя я делаю шаг в её направлении, она сама сокращает расстояние. Я обнимаю её, и мир вокруг перестает существовать.

— Я серьёзно, Роуз, — шепчу ей на ухо. — Я тебя не отпущу.

Она прижимается ко мне и кивает.

— И я тебя.

Мы стоим так долго, покачиваясь в такт нашим сердцам и дыханию. Потом отстраняемся, и Роуз снимает куртку. Я наливаю нам бурбон, и мы садимся на кровать. Она читает мне свои письма, одно за другим. Мы разговариваем, смеёмся и засыпаем в объятиях друг друга. Мы начинаем долгий процесс исцеления.

На следующий день я просыпаюсь раньше Роуз и пишу ей письмо. О счастье, об облегчении, о благодарности. Заканчиваю, как всегда, обещанием, что никогда её не отпущу. Оставляю письмо на подушке и тихо выхожу из комнаты, чтобы принести ей кофе и вафли из кафе внизу. Возвращаюсь, а она уже в душе. На столике лежит записка — её ответ. Её письмо не только о счастье или облегчении. Оно о желании и потребности. Это приглашение. Я оставляю кофе и завтрак на кухне, а затем присоединяюсь к ней в душе, и мы занимаемся любовью под струями воды, наслаждаясь каждым поцелуем, каждым прикосновением, каждым прошептанным словом, которое мы не успели написать.