Эти представляли собой любопытную разношёрстную компанию из безусых юнцов и керлов постарше, распалённых одной ревностной верой в Ковенант, и потому нам, более искушённым душам, было с ними нелегко. Когда Эвадина остановила своего серого скакуна на пристани, эти новички уставились на неё так, словно она только что выехала из Божьих Порталов. Я видел, что столь явное благоговение этих новых рекрутов нелёгким бременем легло на её плечи. И хотя до нас дошли слухи, что Совет светящих повысил её в духовном сане с причастника до стремящегося, она по-прежнему избегала любых титулов помимо капитана.

– Совет Ковенанта и король решили удостоить нас особой чести, – провозгласила она без тени иронии. – Ибо нам надлежит погасить последние остатки нечестивого Восстания Самозванца. К северу расположен Фьордгельд и порт Ольверсаль – до недавних пор оплот узурпатора, переданный ему безбожным герцогом Хьюльвиком, который справедливо повержен и ныне лежит под Полем Предателей. До нас дошла весть, что верные горожане Ольверсаля одолели вероломных лордов и заново присягнули на верность королю Томасу. Они направили Короне петицию с просьбой о защите против банд злодеев, которые до сих пор остаются в диких землях и вынашивают планы вернуть украденную добычу. Мы – ответ короля.

На это все радостно закричали, хотя тон Эвадины не содержал в себе никаких призывов. Такие спонтанные выкрики во время её вечерних проповедей стали уже типичными – в ответ на её уроки восхищённая толпа издавала крики одобрения, иногда переходящие в открытое обожание. Мне это казалось удивительным, потому что – по крайней мере, на мой слух – её проповеди после битвы стали звучать менее зажигательно и более задумчиво.

В тот день в порту я видел, как на её челе промелькнуло усталое раздражение, прежде чем она спокойно улыбнулась и подняла руку, требуя тишины.

– Фьордгельд – не ваш дом, – сказала она. – Многие обычаи, которые вы там встретите, покажутся вам странными. Помните, что в Ольверсале традиционна открытая демонстрация образов аскарлийских богов, и это не является там проявлением ереси. Следовательно, применение стриктур на этот счёт не требуется. Однако присягнувшие там делу Самозванца действительно поступали так в надежде вытеснить Ковенант древними и злобными ересями. По этой причине нашу роту и выбрали для этой задачи. Мы будем охранять права короля Томаса на его собственность и восстановим Ковенант, где бы он ни был нарушен.

Раздалось ещё больше криков, на лбу Эвадины появилась очередная складка тревоги, и она развернулась, кивнув Суэйну.

– Разойтись по отрядам! – крикнула она. – Готовьтесь грузиться по приказу. И осторожнее на трапах, пьяницы кривоногие! Никто не станет вылавливать вас из бухты, если упадёте.

– Попробуй, – сказал Уилхем, подходя к Тории и протягивая ей маленькую фляжку. Мы стояли на корме, где качка казалась не такой сильной, хотя, конечно, такими заблуждениями мы лишь себя успокаивали. Уилхем, как и Тория, похоже, от морской болезни не страдал. Хотя, если её иммунитет происходил от долгого знакомства с мореплаванием в прошлом, то у него, как я подозревал, дело было в обильных возлияниях спиртного, которое он при любой возможности заливал в глотку.

– Что там? – спросила Тория, открыв пробку и нюхая содержимое.

– Бренди, ром и… – Уилхем пожал плечами, – … что-то ещё. Пахнет мерзко, зато приятно согревает. Выменял четверть бочонка у одного моряка в обмен на кинжал. К сожалению, это всё, что осталось. Но если хочешь, допивай, дорогая. Не допущу, чтобы судачили, будто я скупой пьяница.

Тория сделала глоток, причмокнула губами и снова отхлебнула.

– Пила я и намного хуже, – сказала она, передавая фляжку мне. К несчастью, одного глотка кислого содержимого хватило, чтобы я снова сложился пополам над поручнем.

– Итак, милорд, – выдохнул я парой секунд спустя, вытирая рот рукавом, и осоловело посмотрел на аристократа, – не хотите ли просветить нас насчёт истинных причин этой экспедиции?

Уилхем устало посмотрел на меня.

– Когда ты перестанешь меня так называть?

– Хоть ты и лишён наследства и титулов, но, – я бледно улыбнулся, – твоё благородство всё равно просвечивает.

Действительно, в глазах Короны он больше не являлся лордом. На марше до нас дошли сведения, что король отменил эдикт, из-за которого убили столько пленных на Поле Предателей. Резня не ограничилась полем боя и продолжалась ещё несколько дней, поскольку мстительные рыцари забредали весьма далеко в поисках сбежавших бунтовщиков. Я заключил, что королевское милосердие стало результатом петиций от знатных отцов, пожелавших спасти шеи глупых сыновей или остановить сокращение керлов, необходимых для работ на неубранных полях. В любом случае, над Уилхемом больше не висела угроза немедленной утраты жизни, хотя его статус предателя подразумевал потерю титула и наказание в виде службы в роте Ковенанта. Он более не говорил о своём возлюбленном Истинном Короле и не выражал никаких сомнений касательно недавно принесённой клятвы сражаться с ним, если понадобится. Если он на самом деле смирился со своей судьбой, то это было угрюмое, пьяное смирение, и я сомневался, что оно продлится долго, если будет подвергнуто какому-либо испытанию.

– Ты разговариваешь с ней больше всех, – добавил я и скривился, сглотнув желчь. – И твоё понимание глубже, потому что ты судишь с точки зрения аристократа.

Мою страсть к информации подогревало то, что прорехи в ней нужно было восполнять у просящих или у самой Эвадины. Как ротный писарь, я каждые несколько дней проводил с ней некоторое время. И хотя она поручила мне переписать свиток, данный ей сэром Алтусом, из документа не открылось почти ничего помимо того, что она сказала роте в Фаринсале. А ещё я заметил, что теперь она смотрит на меня с холодцой, с ледяной молчаливостью, которая, откровенно говоря, меня несколько расстраивала. Разве не спас я её помазанную задницу?