– Цепарь, который собирает пойманных разбойников и увозит их, чтобы продать в рабство. – Я замолчал, снова охваченный желанием сказать больше, чем нужно. Всю жизнь я оттачивал инстинкты выживания, и теперь они не оставляли сомнений, что эта женщина опасна, и всё же я чувствовал себя в её присутствии совершенно спокойно. «Это её заклинание?», думал я. «Я теперь околдован?». И тем не менее, я снова заговорил, и сейчас понимаю, что вовсе не из-за какого-либо неестественного воздействия. Скорее из-за осознания, что, несмотря на закрытое лицо, эта женщина понимала меня так, как никто другой.

– Думаю, я был ему для чего-то нужен, – сказал я. – Продав меня на Рудники, он попытался выкупить меня обратно. Не знаю, почему, но выглядел он как человек, совершивший смертельную ошибку.

Мешок пошевелился – голова в нём кивнула.

– Я знаю этого человека. Ты прав, считая его злым, но таким его сделали. Сердце, искорёженное пороками мира и собственными ошибочными суждениями. А ещё я знаю, почему он хотел тебя выкупить, и тебе повезло, что не выкупил.

– Почему? Что он от меня хотел?

– Убить тебя. Его… способность в твоём народе называют проклятием. Она позволяет ему добывать у вашей знати монеты, но ещё делает его изгоем навеки. И она непостоянна, как и подобает проклятию, призванному, чтобы жертва страдала. Она хитрит, насмехается и ведёт его путями, которых лучше избегать.

– Почему? – я придвинулся к ней ближе, снова вдохнул её аромат и обнаружил, что тот изменился. Если прошлым вечером он отталкивал своей необычностью, то теперь в нём ощущалась пьянящая растительная смесь, навевавшая воспоминания о летнем Шейвинском лесе. – Зачем ему меня убивать?

– Потому что проклятие сообщило цепарю – слишком поздно, по своему обыкновению, – что однажды ты его убьёшь.

Моё лицо было так близко к маске из мешковины, что я отчётливо видел глаза – утреннее солнце пронзало ткань, окрасив отблеск затемнённых сапфиров. Я сглотнул нежданную струйку слюны, сердце колотилось, а пот каплями выступал на лбу.

– Итак, – прошептала она своим плавным голосом без скрежета, – ты всё-таки пришёл ко мне на поле крови. – В её тоне звучало удовлетворение, окрашенное печалью, словно она получила давно обещанный подарок, который оказался желанным.

– Довольно, – прошептала она, отступая назад. В тот же миг тяжёлое биение моего сердца успокоилось, и стих жар, от которого покалывало кожу, сменившись прохладной влажностью. А ещё очарование её запаха резко исчезло, уступив место прежнему осеннему мускусу.

Несмотря на внезапный сдвиг восприятия, я понял, что по-прежнему сдерживаю желание прикоснуться к ней. Мне хотелось рассказать больше, хотелось больше узнать. О проклятии цепаря. О том, как ей удалось убрать яд из вен Брюера. Но больше всего я хотел узнать о ней самой.

– У вас есть имя? – спросил я.

– Да, – быстро ответила она с такой законченностью, по которой стало ясно, что продолжения не будет. – Пришло время оплаты.

Ведьма сунула руку в складки заплесневелой накидки. Секунду я развлекался абсурдной мыслью, что она собирается продемонстрировать мне счёт с перечнем оказанных услуг, но вместо этого в её руке оказалась книга. Старая книга, в потемневшей и потрескавшейся коже, с потускневшей и поцарапанной медной застёжкой. Ни на обложке, ни на корешке не было никакого названия, только старая кожа, покрытая сложными завитушками и чередующимися узорами.

Протянув книгу, ведьма молчала, пока я не решился её взять, открыть застёжку и взглянуть на страницу текста, написанного плотно, но отчётливо. Пролистав несколько страниц, я обнаружил, что текст местами прерывают пиктограммы и иллюстрации, нарисованные простыми чернилами, а не золотом и многоцветными красками, как у мастера Арнильда. Книга сразу показалась мне в равной мере захватывающей и озадачивающей, поскольку, несмотря на своё образование, я не мог прочесть ни слова.

– На каком это языке? – спросил я, взглянув на Ведьму в Мешке.

– На языке моего народа. Или, точнее, на одном из множества языков, на которых когда-то говорили в землях, которые вы сейчас называете Каэритскими Пустошами.

Я продолжал очарованно и удивлённо листать книгу.

– О чём эта книга? Это священное писание?

– Писание? – Судя по тону, её это слегка позабавило. – У моего народа нет эквивалента этому слову. Но да, наверное, у этой книги… священное значение.

– Наверное? – я нахмурился. – Вы не можете её прочитать?

Мешок смялся на шее – она опустила голову. Когда она заговорила снова, веселья в её голосе уже не осталось: