– Ваш народ называет его Бич. Для моего народа это Элтсар, Падение. Многое было потеряно для нас, и, пожалуй, самая ужасная потеря – наши древние истории и знание, как их прочесть, поскольку именно в них заключается душа народа.

– И вы думаете, я смогу её перевести? – спросил я, снова глядя на книгу. – Для меня в ней смысла не больше, чем в отпечатках куриных лап.

– Со временем понимание придёт. В отличие от меня, ты можешь беспрепятственно путешествовать по этим землям. Есть места, куда ты отправишься, а я не могу. Места, где можно найти средства, чтобы открыть знания в этих словах.

– Что за места?

– Места, куда ты всегда собирался отправиться. Точно так же, как мы с тобой всегда собирались оказаться здесь в этот миг. Со временем мы вместе окажемся в другом месте, и там ты отдашь свой долг.

Она отошла от телеги и направилась к укрытию, а потом остановилась рядом со мной. Меня снова окутал приятный запах лета, когда ведьма наклонилась ко мне и зашептала текучим идеальным голосом:

– Следующая услуга, о которой ты меня попросишь, повлечёт за собой куда более серьёзный долг. Подумай хорошенько, захочешь ли ты его выплачивать.

Она больше ничего не сказала, даже когда я крикнул ей вслед:

– Как мне вас найти?

Ведьма, пригнувшись, вошла в укрытие и закрыла вход. Шкура казалась хлипкой, но я знал, что вход заперт не хуже двери темницы.

Брюер проспал весь следующий день и ночь, а, проснувшись поутру, не помнил ничего после нашего возвращения с поля боя. Просящий Делрик настоял на том, чтобы несколько часов тщательно обследовать Брюера. Он, как обычно, мало говорил, но на лице читалось явная озадаченность и немалая подозрительность, которые ничуть не развеяли мои вежливые объяснения.

– Просящий, ему просто стало лучше. – Делрик не переставал хмуро смотреть на мою улыбку, и я добавил: – Можно сказать, это чудо. Наверное, Серафили решили вознаградить такого преданного последователя Ковенанта.

Лекарь ещё сильнее прищурился, но, по неизвестной причине, дальше расспрашивать не стал. А ещё, к моему облегчению, по всей видимости ни сержант Суэйн, ни Эвадина не знали об этом вероятном чуде, и потому я избежал шквала потенциально опасных вопросов.

Большая часть королевского войска к этому времени уже разъехалась – керлы вернулись на фермы, а аристократы в свои замки. А рота Ковенанта задержалась, поскольку наш прославленный ныне капитан вызвалась убрать многочисленные тела, по-прежнему усеивающие землю.

– Нельзя лишать павших священных ритуалов Ковенанта, – объяснила она, – ни уважаемых друзей, ни приговорённых врагов.

Вдобавок к порубленным, закоченевшим, быстро загнивающим останкам, на которых пировали вороны на поле, дюжины трупов валялись на берегу реки. Течение с милю тащило утонувших или убитых мстительными аристократами, и выносило к берегу. Нашему отряду пришлось вытаскивать этих несчастных из воды, чтобы над ними совершили ритуалы и отправили в одну из полудюжины братских могил, которые мы и выкопали. В каком-то смысле работа оказалась почти такой же неприятной, как само сражение, поскольку вода уродует тела и к тому же уносит кучу добычи, которую иначе мы бы собрали.

– Ох, Бич тебя побери, мёртвый ублюдок! – приглушённо ругалась Тория, закрывая лицо рукой, поскольку один особенно раздувшийся труп извергал поистине весьма вонючие миазмы из зияющей раны на груди.

– Следи за языком, – сказала Офила, хотя и не так резко, как когда оговаривала остальных. – Ты же слышала капитана: уважай павших.

– Я бы сильнее уважала этих вонючек, если бы у них осталась хоть одна монета, – пробормотала Тория, когда просящая ушла.

– Вот, – проворчал Брюер, вытаскивая из камышей у берега очередное тело. Этот при жизни был здоровенным, с длинными руками и ногами, да ещё и мускулистым, хотя Брюера его туша никак не напрягала. Казалось, после пробуждения его переполняла безграничная энергия, а лицо всегда светилось открытой улыбкой. – У него есть кошелёк.

– А тебе он не нужен? – спросила Тория, косо посмотрев на Брюера, который присел возле трупа и возился с его ремнём.

– Богатство – это мишура, – фыркнул Брюер, цитируя проповедь Эвадины, которую она читала, когда мы предавали земле очередную порцию мертвецов. Он поднял лицо к небу, улыбнулся солнцу, игравшему на его коже, а потом побрёл обратно в поток, и, насвистывая весёлую мелодию, поймал очередной труп.

– Несчастным бедолагой он нравился мне намного больше, – сказала Тория и помрачнела ещё сильнее, высыпав содержимое кошелька на ладонь: – Четыре шека и четыре игральные кости. Вот это я разбогатела.

Она глянула, как я обшариваю карманы намного менее впечатляющего человека – тощего, как палка, с прорехами в зубах и в жалкой одежде. Его руки покрывали мозоли от постоянной работы в полях, и казалось, вряд ли у него найдётся что-нибудь стоящее. Однако, когда я стащил с его ноги тоненький кожаный башмак, в мою ладонь, к отвращению Тории, упал блестящий серебряный соверен.

– Везучий хуй. – Она нахмурилась, глядя, как я пожал плечами и убрал соверен в свой кошелёк. – На него теперь можно купить лошадь, ещё и останется. А то и на две хватит – после такого их будет много на продажу.