Он ничего не сказал, да и прикосновение не было особенно тяжёлым, но этого хватило, чтобы Конюх убрал свою руку. Фанатик отступил назад. Его лицо побледнело от гнева, ноздри раздувались, и он вдохнул холодного воздуха, чтобы остудить свою ярость.

– Довольно с меня этого неблагодарного, – сказал он Декину. Он тщательно старался не повышать голос и не придавать ему какого-либо неповиновения, но тон его был решительным. – Его мерзкие манеры и ересь слишком сильно марают мою душу.

Декин уставился на меня, а я понял, что невольно отступил на шаг назад, и только тогда заставил себя замереть. Он не выглядел довольным, что всегда плохо, но попытаться сбежать в этот миг значило навлечь на себя ещё худшее наказание. Так что я стоял и готовился к удару. Если настроение у него великодушное, то это может быть всего лишь пощёчина. А если нет, то я проснусь спустя час-другой с характерным синяком на подбородке, а то и с выбитым зубом.

Поэтому я приятно удивился, увидев, как он дёрнул головой, отпуская меня.

– Найди Эрчела и ступай к Лорайн. Время нового обличья. Надо выучить его задолго до того, как доберёмся до замка Амбрис.

– Всё ещё слишком аккуратно, – решила Лорайн, оглядывая нас и поджав губы. Щёлкая ножницами, она распорола швы и нарезала дыр в шерстяной куртке и мягких кожаных штанах на мне. А до этого заставила меня покататься по земле и папоротникам, перепачкав одежду, после чего хорошенько плеснула эля и вина, чтобы создать убедительную палитру пятен. Одежду Эрчела ей почти совсем не пришлось изменять, поскольку ему несложно было выглядеть, как обедневший, туповатый керл.

– Почему вас выгнали из деревни? – спросила она меня, убирая ножницы.

– Я напился и покрыл дочку пахаря. А она была наречённой сына кузнеца, так что мне оставалось либо бежать, либо встать вместе с ней к позорному столбу.

– А настоящая причина?

Один из самых ценных уроков Лорайн по части обмана заключался в том, что всегда стоит наслаивать одну ложь на другую, и оставить на потом постыдную или преступную тайну, раскрытие которой создаст узы доверия.

– Я ударил просителя, потому что он трогал меня за яйца? – предложил я после секундного раздумья.

– Нормально, – сказала она, довольно кивнув. – Но говори, что избил его, а не просто ударил. Солдатам нравятся кровавые байки. – Она изогнула бровь, глядя на Эрчела, и, когда он принялся излагать свою смесь врак, подняла руку, чтобы он придержал язык. Несмотря на всю свою хитрость, Эрчел был никудышным лжецом, и байки у него получались либо абсурдно замысловатые, либо ужасно отвратительные.

– Ты дурачок, который украл поросёнка, – сказала она. – Пучь глаза пошире, разевай рот и оставь разговоры Элвину. Вы двое встретились на дороге. Слышали, что в Амбрисайде можно найти работу, или хотя бы дармовой эль по случаю суда над герцогом. Где найдёте солдат, которые скорее всего заговорят?

– В самой дешёвой пивнушке или на постоялом дворе, – ответил я.

– Точно. – Лорайн склонила голову, довольная тем, что её урок усвоен хорошо. – И помните, любой ценой избегайте роты Короны. У них слишком острый ум, и нет потребности в рекрутах. Вам нужны герцогские военные, и чем пьянее и жаднее, тем лучше.

Её глаза посуровели, когда она перевела взгляд с меня на Эрчела.

– Декину нужна информация, а не кровь и не добыча, – отчётливо произнесла она. – Выясняете, что можете, и проваливаете. И надеюсь, никто даже не вспомнит, что вы там были. Ясно?

Я редко видел, чтобы Лорайн уделяла Эрчелу настолько пристальное внимание. С тех пор, как пять лет назад его дядя привёл в лагерь Декина, Лорайн смотрела на него в основном с пустым презрением. Она учила его, как и всех щенков, но, очевидно, ни капли бы не пожалела, если бы он исчез однажды ночью. Эрчел же со своей стороны всегда усердно изъявлял ей уважение как главному командиру Декина. Даже в самые незащищённые моменты, когда он думал, что никто на него не смотрит, его лицо при взгляде на Лорайн выражало подавленный страх, а не мерзкий голод, который можно было бы ожидать. В конце концов, хищникам по природе свойственно бояться более опасных тварей.

– Конечно, – пробормотал он, качнув головой и избегая её суровых глаз.

Лорайн тихо хмыкнула и шагнула назад.

– Имена?

– Пепел, – сказал я. – Короткое и легко запомнить. Понимаешь, мой папаша был углежогом. – Я кивнул на Эрчела. – А этого я зову Болтуном, поскольку он почти не говорит.

– Сойдёт. – Постукивая пальцем по подбородку, она последний раз оглядела нас. – Оба на мой вкус немного перекормлены, так что пайки вам урежем вполовину, пока не доберёмся до замка Амбрис. Не ворчать, это всего на пару дней.

– Знаешь, он не молил о пощаде.

Многочисленные морщины на лбу старого погонщика сложились в выражение, которое я принял за восхищение. Он вместе со мной уставился на южную стену замка, которая в этом месте была ниже всего, а под ней – самая узкая часть рва. И это тщательно выбранное место открывало отличный вид на жуткие предметы, расставленные на стене. Уже темнело, но небо в кои-то веки выдалось чистым, и очертания я отлично различал. Герцога Руфона я видел лишь однажды, мельком, издалека – два года назад, когда пришёл с Декином на поляну в западных лесах. Мы прятались в густом кустарнике и смотрели, как этот человек проехал мимо нас на высоком коне с соколом на запястье, а позади него бежала свора собак и охотники. Я вспомнил, как поразительно суровое неподвижное лицо Декина отражало лицо аристократа на великолепном коне. А ещё вспомнил ненависть, сиявшую в его глазах, и подумал, насколько сильно Декин хотел бы оказаться здесь и насладиться кончиной этого человека.