– Неважно, кто он. – Он со стоном поднялся на ноги и потёр спину. – Время пришло, Лорайн. Ожидание длилось долго, но теперь пора. Руфон вот-вот потеряет голову, война с Самозванцем в разгаре, на севере назревают проблемы – лучшего шанса нам не выпадет.

– Самозванца только что победили. Война почти закончена.

– Так оно выглядит, или, по крайней мере, в этом Алтус убедит короля. Ты не заметила, что он не доложил о своих потерях? Для Алтуса долг превыше всего, но ещё он может напиздеть с три короба, когда ему это выгодно. Предположу, что он громко разбил войска герцога и схватил его, как и сказал, в основном благодаря сэру Элберту на своей стороне. Также ему, возможно, удалось нанести поражение Самозванцу, но не одержать великую победу, как он утверждает. Даже если это и правда, пока Самозванец дышит, всегда есть шанс, что он соберёт новую армию. Притязания на трон по праву королевской крови всегда будут привлекать обездоленных и недовольных. Его восстание далеко не закончено. Когда он в следующий раз поднимет своё знамя, это, скорее всего, будет далеко от Шейвинской Марки, а значит сэр Алтус, и, что важнее, ужасный защитник короля тоже будут далеко.

Лорайн снова закрыла глаза, опустив лицо. Вздохнув, она заговорила, и я знал, какая храбрость требовалась, чтобы это высказать:

– Гонец был прав, Декин. Каким бы титулом не величали тебя керлы и разбойники, факт остаётся фактом – ты не король.

– Любимая, я себя никогда не обманывал. – Гнева не чувствовалось ни в тоне, ни в осанке Декина, когда он шагнул к Лорайн. Крупной рукой он взял её за подбородок и поднял лицо, пока она не согласилась открыть глаза. Следующие слова он произнёс любезно, но при этом твёрдо и уверенно: – Однако я намерен стать герцогом.

Следующим утром Декин велел нам сняться с лагеря и повёл курсом на север по скрытым тропам, известным лишь браконьерам да разбойникам. Как обычно, не было дано никакого объяснения, и те, кто ворчал о своих залитых выпивкой головах или тысячах болячек, быстро умолкали под самым кратким взглядом, брошенным Королём Разбойников. Все мы мастерски умели считывать перемены его настроения, и банда маршировала под гнётом знания, что любое слово или косой взгляд прямо сейчас вызовут самые суровые репрессии.

Я вызвался на разведку впереди банды, пробиравшейся по зелёному лабиринту густой чащи. Маршируя вместе с остальными, мне бы неминуемо пришлось тащиться рядом с Эрчелом, а я в настоящее время исчерпал свою терпимость к его обществу. А ещё так можно было держаться подальше от Тодмана, и я чувствовал, что на некоторое время это полезная мера предосторожности. Хорошее отношение Декина означало, что он может перекинуться со мной парой лишних слов или похвалить, но не обеспечивало защиты.

В разведку мы пошли вчетвером. Пекарь и Шнур со своими луками патрулировали фланги, а от их спора, разумеется, осталось только смутное воспоминание, несмотря на синяки. Во главе отряда по центру шёл Конюх – наш лучший следопыт и охотник – а я следовал за ним в дюжине шагов. Шли мы так с простой целью: если из леса вылетит стрела или другой снаряд и убьёт охотника, то я смогу убежать и поднять тревогу.

Люди шерифа или солдаты герцога редко заходили вглубь лесов, но нельзя было сказать, что это неслыханно. У меня остались мрачные воспоминания о том, что случилось, когда несколько лет назад банда столкнулась с целой ротой дворцовой стражи герцога Руфона. К счастью время было позднее, и большинству из нас удалось сбежать из последовавшей хаотичной стычки. Я тогда был ещё мальчишкой, и воспоминания о том, как убегал от того жестокого обмена стрелами и ударами клинков – а это было самым близким к настоящей битве из всего, что на тот момент со мной случалось – оставили глубокое впечатление.

Вглядываясь в лес по обе стороны от Конюха, который двигался весьма плавно, что шло вразрез с его долговязой фигурой, я в своих мыслях постоянно возвращался к разговору Декина и Лорайн прошлой ночью. «Я намерен стать герцогом». Одно из проклятий умных – это сила воображения, поскольку острый ум гораздо тщательнее исследует тёмные возможности, чем светлые.

«Во что он нас ведёт?» – такой вопрос первым всплыл в моей голове тем днём, а за ним последовала тьма других. «Что он планирует? Куда мы идём? Как он себе представляет, что разбойник, пусть даже король разбойников, станет герцогом?».

Мне хватало ума не делиться ни с кем тем, что я узнал, поскольку доверие – это такая роскошь, от которой юные разбойники быстро учатся воздерживаться. В других обстоятельствах я искал бы ответов у Лорайн, поскольку с первой нашей встречи уяснил, что она единственная по-настоящему умная в этом сборище отбросов.

«Что ж, у нас тут проницательный с виду паренёк». Первые слова Декина в тот день десять лет назад, когда он нашёл грязного и покрытого синяками мальчишку, лежавшего в лесу.

Когда бордельмейстер выкинул меня из того жалкого приюта, который представлял собой бордель, проделал он это с большим воодушевлением. «Вали отсюда, мелкий бестолковый еблан!» – вот и все прощальные слова, что я от него помню, и это ещё одни из самых добрых. Хлыст оставил полосы на моих ягодицах, когда я уносился прочь, в сторону толстого одеяла папоротников, окружавшего кучку лачуг, которое я до этого момента называл домом. Обычно, когда бордельмейстер буянил, я прятался там до ночи, ждал, пока он упьётся до беспамятства, а потом заползал обратно. Можно было рассчитывать, что самые добрые шлюхи поделятся со мной ужином, а потом я забирался на чердак спать. Но не в тот день.