Хоть и наполовину пьяный, человек принял вид хитреца и заметил, что это очень серьёзная проблема. Он выполнит просьбу, но что было всё без шума. Он не хочет иметь дело с полицией.

Клаудио вложил ему в руку две банкноты по пятьсот крузейро, и тогда, слегка успокоенный, Фафа осведомился о точном времени, когда ему нужно будет действовать. Ногейра объяснил ему, что у него осталось всего десять минут, поскольку он будет ждать выключения света ровно в восемь часов вечера.

И они расстались. Я терялся в мучительных догадках, но тут мне подоспел спасительный сюрприз. Едва я сделал несколько шагов по улице, как с радостью столкнулся с братом Феликсом, который сжал меня в своих объятиях.

Меня охватило волнение. Поставить его в курс всех моих тревог было делом нескольких секунд. Наставник получил всю информацию из моих кратких фраз.

Не теряя ни минуты, мы отправились по направлению к общественному павильону, лампы которого вдруг резко погасли, когда мы уже были на его пороге. У меня сложилось впечатление, что это стало уже привычным, поскольку мрак не вызвал никакого оживления. Там и тут засверкали свечи своим колеблющимся пламенем.

Мы пошли к изолированной комнате.

У входной двери застыл Клаудио, обвитый вампиром. Они словно были плотно подогнаны друг к другу. Пара со сходными чувствами и намерениями. Их сердце выбивало дробь, они заранее предвкушали дичь, которая не могла ускользнуть от них. С близкого расстояния я видел, что оба наших героя оказались в венце смягчающего света Феликса. Но для них этот восхитительный феномен словно и не существовал.

Эта трогательная и тревожная сцена вызвала у меня образ двух волков с человеческими лицами и рядом с ними набожного посланника Небес, который напрасно старался дать им слово и вдохновение Иисуса Христа.

Оба эти существа погрязли в ментальной трясине похоти, выказывая настолько сильную алчность, что не было ни малейшей трещинки в этом вулкане сексуальных аппетитов, которая могла бы позволить спроецировать на них хоть одну возвышенную мысль.

Агрессивный запах гвоздики внезапно атаковал моё обоняние. Где я мог ощущать подобный запах сегодня? В изумлении, я вспомнил. Это был экстракт, которым пользовался Жильберто. Я чувствовал его во время разговора в Лидо. Из своих наблюдений я понял, что Ногейра постарался одеться как молодой человек, вплоть до узла и величины галстука. Он не забыл ни одной детали.

Мы ещё не успели подумать о каком-либо вмешательстве, как оба они вошли в комнату.

Для нас темнота не являлась препятствием, и мы увидели, как бедная девушка встала, шепча фразы сильной страсти и глубокой ностальгии, в тревоге раскрывая свои объятия, не проявляя ни в малейшей степени бдительности… Она думала, что пришёл любимый ею человек… Это был он, вне всяких сомнений… В этот миг все её намерения, все её фибры звучали в унисон с одной лишь мыслью, одним призывом: отдаться…

Клаудио и тот другой застряслись от прилива чувств, уже в совершенном молчании.

И не было ничего, что могло бы помешать нежелательной связи.

Действуя за себя и за своего вампира, Ногейра привлёк дочь к груди и порывисто обнял.

Загипнотизированная своими собственными размышлениями, бедная девушка, побеждённая, без сопротивления отдалась ему…

Охваченный чувствами, которые мне невозможно было бы представить, брат Феликс покинул комнату, и я последовал за ним.

Выйдя за порог входной двери, я увидел, как наш потрясённый наставник устремил глаза к небу… Я же, в смятении, был не в состоянии произнести ни малейшей молитвы. Я мог лишь хранить почтительное молчание в присутствии его встревоженного отцовского сердца, который пришёл из высших сфер испить невыразимое смятение в безымянной пытке, застыв в молчаливой молитве, которая выражалась теперь крупными слезами на его лице!

Люди, братья, хоть вы не можете ещё жить в святости, перед низшими инстинктами, пытающими наши животные души раскалёнными щипцами тяжких обид виновного прошлого, воздержитесь, насколько это возможно, от осознанных падений! Если не ради себя, то хоть ради умерших, которые любят вас более красивой жизнью, сделайте это!… Докажите дисциплиной уважения к ним, невидимым хранителям, протягивающим вам свои руки!… Отцы, матери, супруги, братья, сёстры, друзья, спутники, которых мы считаем потерянными навсегда, во многих случаях находятся рядом с вами, деля с вами радости и печали!… Поэтому, перед тем, как броситься в пучину преступной деятельности, подумайте о них! Они смогут проявить своё великодушие, указав вам путь в ночи соблазнов, где звёзды изгоняют мрак! Вы, умеющие уважать матерей и учителей, состарившихся в своём самоотречении и ещё живущих на Земле, проявите жалость к умершим, преображённым в любящих помощников, которые делят тягости наших заслуженных испытаний в мучительном молчании, когда очень часто мы недостойны даже целовать их ноги!…

При виде горько плачущего Феликса моё несовершенное и бедное сердце прибегло к Евангелию, и я нашёл утешение в воспоминании об Иисусе, Божественном Наставнике, у которого также было чувствительное и любящее сердце, когда он плакал на Земле, у смертной оболочки Лазаря!…

Прошли почти двадцать минут, когда вновь зажёгся свет, и тут раздался тревожный крик, в котором слышались ужас и боль.

С быстротой смертельно раненой лани Марита выпрыгнула из окна с противоположной стороны и в полном смятении исчезла из виду…