И словесный молот снова затянул свой припев о прошлом. Праздники Араселии, компании Араселии, разочарования Араселии…

Видя во взгляде Мариты болезненное воздействие, с которым она была вынуждена выслушивать подобные воспоминания, её собеседница, без малейшего признака любви, сменила чувственную тактику и выстроила в ряд все истории, которые она знала, где сомнамбулы осуществляли различные подвиги.

Она аргументировала тем, что она с Клаудио, перед лицом факта, который они проанализировали с нежностью истинных родителей и без какой-либо цензуры, вспомнили, что ещё будучи ребёнком, она часто просыпалась, захлёбываясь криком в ночи, выказывая упрямство и жалуясь на необъяснимые страхи. Когда её привели к врачу, этот последний прописал ей успокоительное. Она с добротой вспоминала мнение старого друга семьи, который говорил им, ей и Клаудио, что малышка стала жертвой приступа нюктофобии, и только некоторое время спустя они посмотрели в словаре, что это слов обозначает «страх ночи».

«Донна» Марсия посмеялась над этими забавными воспоминаниями, полностью проигнорировав важность темы. Она погладила Мариту по плечу и посоветовала ей взбодриться.

Такая же озадаченная, как и я, девушка не смогла уличить её во лжи. Она не знала, как распутать интригу, сплетённую соблазнителем. И она предпочла состояние ребёнка, молчанием выказывая своё согласие.

Внутри же у неё, однако, всё клокотало от возмущения.

Клаудио мошенничал, а приёмная мать казалась одураченной.

У неё не было средств доказать истину. Она могла лишь выносить всё это и ждать.

«Донна» Марсия, с явной целью избежать проблем, и, кстати, выказывая в этот момент искренность, достойную похвалы, в сочувствии девушке, которую считала больной, пригласила её вместе посетить склад изысканной одежды соседнего «бутика» [12] .

Марита смиренно согласилась, и опасный разговор сошёл на «нет», создавая для меня эффект серьёзного предостережения, что вынудило меня усилить систему наблюдения с целью помощи.

Прошли пять дней без какого-либо события, достойного упоминания. Прошла ровно одна неделя с тех пор, как мы установили контакт с новыми друзьями, и в то время, как я разделял обеспокоенность Невеса, ко мне подошёл один любезный человек и стал настойчиво просить о помощи. Он уведомил меня, что в банк пришла какая-то женщина, которая разыскивала Клаудио, в рамках темы, которая привлекла наше внимание.

Солнце сияло высоко на небосводе, когда я направился к местному банку, найдя эту женщину в небольшом зале, смежном с кабинетом, где трудолюбивая команда служащих занималась операциями по внутренней бухгалтерии.

Дама ждала Ногейру, отсутствовавшего на своём рабочем месте.

Она была одета со вкусом, однако в ней проглядывал тип женщин, которые, утратив иллюзии, заканчивают тем, что начинают торговать удовольствиями, которые они уже не в состоянии вкушать сами.

Я был готов предаться откровенному анализу этой особы, касавшейся нашей истории, когда появился Клаудио, расторопный и прекрасно одетый. Рядом с ним, словно тень, я увидел, что, впрочем, не вызвало у меня ни малейшего удивления, развоплощённого спутника, к которому он неискоренимо был привязан, думая и говоря в совершенном симбиозе.

Клаудио и эта женщина были знакомы, поскольку он сразу же назвал её мадам Крешина, выказывая некоторую фамильярность в разговоре вполголоса. Было видно, что оба они привыкли к тайнам, которые передавались из уст в уши.

— Что нового? — спросил он, потирая руки, игриво улыбаясь, предвкушая заранее развлечения.

Однако посетительница скромно сказала ему о мотивах, которые привели её сюда.

Она встретила Мариту, его приёмную дочь, несколько часов тому назад и откровенно сказала ему, что ей не удалось уклониться от неё, пришедшей в слезах к ней.

Видя, что её собеседник внимательно слушает, она продолжила, объясняя, что девушка желала найти на следующую ночь парня по имени Жильберто, который время от времени посещал её заведение. Она выбрала для этого отдельный номер в глубине помещения, номер четыре, поскольку он был самым укромным и гостеприимным. Бедный ребёнок, сочувственно произнесла она, доверительно сформулировала свою просьбу. Угнетённая, вся на нервах, она попросила её ходатайство. Она не смогла вежливо выпроводить её. У неё самой две дочери, и она сама — женщина. Она согласилась.

Но это было ещё не всё. Марита с добротой передала ей сумму денег, чтобы та передала билет сыну Торресов.

И перед изумлённым взглядом друга, в любопытстве которого сквозило желание вампира, она вытащила из своей сумочки небольшой документ, в котором девушка умоляла своего возлюбленного прийти к ней на встречу в восемь часов вечера в указанное место. Она не будет стеснять его, пусть он не опасается. Она просила лишь его присутствия и хотела получить ответ.

Клаудио читал, читал, находясь между ревностью и возмущением. Да, думал он, это и есть вершина сарказма. Значит, до такой степени Жильберто управлял ею! Комнатка в глубине, номер четыре!… Он знал этот номер. Какое странное совпадение! Это было то место, которое он также выбирал иногда, когда посещал весёлое заведение Крешины, чтобы развлечься и отдохнуть… Не ведая того, Марита разделяла его предпочтения!… Досада угнетала его сердце, тогда как «другой» продолжал обвивать его, отпечатывая на его лице выражение лукавства.