Программа осуществилась с небольшим отклонением во времени.

Мы простимулировали горячность Мариты, которая спускалась по фееричной Гуанабаре. Вдали — контраст света между долиной Лема и кварталом Урка, чуть в стороне — пляж Ботафого… Затем через несколько мгновений — проспект Бейра Мар, встававший перед нами… Коснувшись почвы Фламенго, девушка была вне себя от радости, увидев вновь город, который был объектом её нежности.

Остановившись перед спокойными водами, впитывая питательные энергии Природы, мы по знакомому хлопанью дверцей поняли, что Жильберто вышел из своей машины на углу примыкающей улицы.

Не теряя времени, мы отвели девушку в указанное место, и она, увидев его, пьяного от счастья, с тревогой позвала:

— Жильберто!… Жильберто!…

Парень не услышал её голоса своими плотскими барабанными перепонками, но ощутил её присутствие в форме воспоминаний. Он внезапно вспомнил ту, которую он принимал за приёмную дочь Клаудио, и направился в сторону, противоположную той, по которой собирался пойти, остановившись чуть дальше, чтобы подумать и рассмотреть залив с серебряными отблесками луны… Да, здесь, на этом песке, она поклялась ему в вечной любви, она планировала их будущее…

— Боже мой, — подумал он, — как меняется жизнь!…

Обвитый молодой развоплощённой, он мысленно увидел её образ и стал вытирать повлажневшие глаза…

Но Феликс мягко отстранил её и спросил, чего она больше всего желает.

— Жить с ним и для него!…

Ответ настиг нас, словно крик надежды, обращённой в рыдания.

Наставник, не ожидавший ничего другого, обратился к ней по-отечески и сказал, что необходимо возвращаться домой. Он займётся её возвращением. Пусть она успокоится. Она обретёт близость и преданность Жильберто. Но он посоветовал, чтобы порыв чувств, вредный для них обоих, не усиливался больше, поскольку скоро они будут вместе.

Малышка подчинилась, но вопросительно посмотрела на нас своими влажными от слёз глазами. Я уловил в её мозгу отблески Марсии и Марины. Но лица отдалились от её мыслей, и она спросила, можно ли ей вновь увидеть Клаудио, настаивая на том, что отец был её последним другом в волнениях прощания…

Наставник с радостью согласился.

Через пять метров мы достигли апартаментов, встречаемые бдительным Морейрой. Большое волнение охватило нашего санитара, когда он узнал Мариту, но стушевался по знаку Феликса, который хотел избежать каких-либо отклонений.

В тревоге, дрожащая, девушка с нашей помощью проникла в отцовскую комнату, и — о, сюрприз!

Ногейра в духе стоял рядом со своим телом, которое мягко похрапывало, словно ждал её прибытия, поскольку открыл ей свои объятия и вскричал в восторге и радости, в возбуждении, которое овладело всеми его силами:

— Дочь моя!… Дочь моя!…

Девушка вспомнила сцены, которые она себе представляла в больнице, пытку медленных часов, молитвы, смягчавшие её горечь, неизменную преданность того, который искупил свою ошибку в её глазах своим страданием, и стала на колени перед ним, ища его защиты, как в детстве.

Растерянный, Клаудио не замечал нас. Он целиком сконцентрировался на видении, которое производило на него бесподобное очарование. Он погладил своей неуверенной рукой её расплетённые волосы и вспомнил Мариту и её поведение в детстве, когда она возвращалась из школы, и спросил:

— Любимая моя доченька, почему ты плачешь?

Девушка обратила к нему умоляющий жест и попросила:

— Папа, не мучай меня!… Я счастлива, но хочу видеть Жильберто, хочу вернуться на Землю!… Я хочу снова жить в Рио вместе с тобой!…

Проявляя незапятнанную нежность, Ногейра удерживал её руками, дрожащими от ликования, и подняв взгляд к потолку с волнением человека, который готовится прервать своё творение, чтобы обратиться к Христу перед небосводом, он вскричал в слезах:

— Господи, вот моя дочь, дочь, которую ты учил меня любить чистой любовью!… Она хочет вернуться в мир, к нам!… Учитель, даруй ей от Твоей бесконечной доброты новое существование, новое тело!… Господи, Ты знаешь, что она по моей ошибке утратила свои детские мечты … Если это возможно, горячо любимый Иисус, позволь мне теперь дать ей свою жизнь! Господи, разреши мне дать своей дочери свою душу, всё, что есть у меня! О, Иисус, Иисус!…

Феликс рассудил, что чрезмерная эмоция может оставить его подавленным, и принял Мариту в свои руки, посоветовав мне остаться здесь, чтобы помочь ему войти в своё истомлённое физическое тело.

Наставник удалился, унося малышку в своих отцовских объятиях, в то время, как мы с Морейрой возвращали Клаудио в физическое тело. После того, как мы провели несколько успокоительных магнетических пассов, Ногейра проснулся, плача навзрыд, сохраняя в памяти все подробности встречи.

Мгновение спустя мы услышали шаги в гостиной. Это Жильберто возвращался на цыпочках. Тесть попытался взять себя в руки и позвал его, чтобы рассказать ему обо всём. Однако умолк, восприняв наши просьбы о помощи в будущем…