— Шлюха! — выкрикивает муж, хватая меня за руку. — Думаешь, я не вижу, как ты себя ведешь? Да мне все доложат, с кем ты была и где!

Его хватка больно сжимает мое запястье, и я пытаюсь вырваться, но безуспешно. Роман крупный и сильный мужчина, и мне кажется, будто кости моей руки сейчас просто треснут в его хватке.

— Отпусти! Ты не имеешь права! Я ничего такого не сделала! — кричу я, но он толкает меня на стену.

Я больно бьюсь плечом, и слёзы тут же выступают на глазах. Чувствую, как паника накатывает волной, взрываясь бешеным сердцебиением. Меня обдает таким диким страхом, которого я никогда еще не испытывала.

Роман замахивается, но я каким-то чудом выскальзываю и бегу к двери. Рывком распахиваю дверь и выбегаю во двор, не успев даже накинуть плащ.

Вылетаю за калитку, оцарапав пальцы о замок, и просто бегу. прочь. Тёмные улицы, редкие фонари. Дыхание заходится, я уже начинаю захлёбываться, но не останавливаюсь. Слезы застилают глаза, сердце колотится в груди как бешеное.

Меня всю трясёт. Ноги не слушаются.

Он ведь мог избить меня, покалечить. Или даже….

Боже, я никогда не видела мужа таким!

В гневе видела, в ярости, приходилось и посуду битую за ним убирать, и двери меняли в гостиной, потому что однажды он пришел злой после проверки на работе и просто разнес их.

Но чтобы в таком состоянии.…

Он ведь даже слушать не стал!

Наконец добегаю до парка. Здесь тихо, но темно, и от этого становится только страшнее. Я падаю на первую попавшуюся скамейку, обхватываю голову руками и начинаю плакать. Грудь рвётся от рыданий. Мне холодно, страшно, больно. У меня нет телефона, нет денег, нет верхней одежды, и я понятия не имею, куда идти.

Домой точно нет.

Сестра живёт в другом районе, и я даже не знаю, как туда дойти пешком и сколько придется идти. Четыре часа? Пять?

Не знаю, что мне делать. Просто не знаю!

Внезапно рядом слышу резкий звук тормозов. Машина останавливается так близко, что ее свет режет мне глаза. Я поднимаю голову, и мое сердце на мгновение замирает.

Вскидываюсь в страхе, но понимаю, что бежать мне некуда.

— Садись в машину, — слышу резкое, и мое дыхание сбивается.

Это не Роман.

Это Илья.

Я сжимаюсь, едва закрыв за собой дверь машины. Холодный воздух снаружи сменяется теплом салона, но мне всё равно кажется, что я замёрзла до костей. Не только от того, что выбежала из дома без плаща, а от всего случившегося.

Складываю руки на коленях и сжимаю их так, чтобы они скрылись в длинных рукавах кофты. Пальцы дрожат. Вся дрожу.

Илья держит руль, молча, сосредоточенно. Его лицо жесткое, напряжённое. Он резко жмет на газ, и машина дёргается с места.

Молчание гулко отдаётся в ушах. Я не осмеливаюсь сказать ни слова. Только смотрю в окно, пытаясь спрятаться от его взгляда.

Мне стыдно.

Кожа горит от осознания, что племянник мужа стал свидетелем моей уязвимости.

И самое ужасное, что вопросов он не задает. Потому что и так всё понимает.

Едва мы выезжаем на дорогу, его рука касается моего запястья, и я вздрагиваю.

— Покажи, — звучит его голос. Низкий, требовательный.

— Что? — переспрашиваю почти шепотом, не отрывая взгляда от окна, а сама сильнее сжимаю пальцами края рукава свитера.

— Руку. Покажи руку, Лиля, — повторяет Илья, уже с нажимом.

Я мотаю головой, прячу запястье подальше, но он не позволяет. Одним движением перехватывает мою руку, оттягивает рукав и смотрит. Взгляд Ильи цепляется за красные следы от пальцев Романа, и я вижу в его глазах стальной ледяной отблеск.

— Это он? — сухо спрашивает он, хотя и так всё понимает.

— Неважно, — пытаюсь выдернуть руку, но он удерживает ее крепко. Его пальцы горячие, сильные, и от этого контраста мне становится еще хуже. Стыд накрывает с головой. Стыд, что он видит меня такой.

— Всё понятно, — бросает он и резко давит на газ. Машина рывком ускоряется. — Ты не вернёшься домой.

Я смотрю на него испуганно.

— Куда ты меня везёшь? — спрашиваю, голос дрожит, хотя я пытаюсь казаться спокойной.

— К себе, — коротко отвечает Илья, хмуро глядя на дорогу.

Я молчу. Что ещё я могу сказать? Силы словно покинули меня. Опускаю голову и смотрю на свои колени, пытаясь взять себя в руки. Но руки уже давно не слушаются. Всё внутри дрожит, бурлит — стыд, страх, унижение.