Боже.…

Краски не нужны, чтобы создать из Ильи образ демона.

Потому что ему не нужен образ. Он и есть демон.

— Ну? — произносит приглушенно, слегка выгибая бровь. — Или передумала?

— Нет, — отвечаю слишком резко, почти оттолкнув свою неуверенность. — Просто.... размышляю, с чего начать.

Диана улыбается, а потом хлопает в ладоши:

— Ладно, мы с девочками пойдем. Надо прорепетировать перед зеркалами, посмотреть, как двигается рисунок. Вы тут разберётесь. Лиля, он твой.

Ее последние слова звучат так, будто за ними скрывается нечто большее — другой смысл, но я стараюсь не обращать внимания. Диана и девчонки выходят, и дверь за ними тихо закрывается, оставляя нас одних в этой душной гримерной.

— Твой, значит, — усмехается Илья, а его взгляд цепляется за мои губы. И это совсем не помогает мне сосредоточиться.

— Сиди смирно, — бросаю я, делая вид, что его взгляд на меня не действует.

Но, боже, как он действует.

Я кладу палитру на стол, беру кисть и макаю ее в черную краску. Первый мазок ложится на его грудь. Рисую плавную линию вдоль ключицы, представляя тени, которые должны подчеркнуть его силуэт.

— Ты молчаливая, когда работаешь, — замечает он. Голос низкий, вибрации от его слов будто отзываются у меня под кожей.

— Предпочитаю сосредотачиваться, — отвечаю, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

Провожу еще одну линию, добавляю штрих на его ребрах. Его кожа теплая, гладкая, и я чувствую каждый раз, как кисть касается ее. Это непросто — удерживать кисть ровно, когда в голове такой вихрь.

— Мне нравится, — вдруг говорит он.

— Что именно?

— Как ты делаешь то, что делаешь. Серьезно. С душой. — Его голос звучит тепло, и в нем сейчас нет той наглости, которую я ожидала.

Я поднимаю взгляд и встречаюсь с его глазами.

Зря. Там слишком много. Этот взгляд будто притягивает магнитом, обволакивает и заставляет забыть обо всём.

Я не знаю даже, как описать это ощущение…. оно как магия. Всё тело ватным становится, а кожа изнутри пылать начинает. Мне кажется, я отчётливо чувствую разряды тока где-то в районе поясницы.

И да, я так же отчетливо понимаю, что я возбуждена.

До предела. До дрожи. До сбоев в сердцебиении.

Так, как, наверное, никогда не была.

Быстро отвожу глаза и возвращаюсь к рисунку. Стискиваю зубы и включаю максимальный самоконтроль, на какой только способна.

Краска ложится всё увереннее. На его груди начинают вырисовываться тени и линии, создающие образ демона с пылающим сердцем. Я добавляю резкие, агрессивные элементы, чтобы подчеркнуть тему. Искры, трещины, языки пламени.

Так увлекаюсь, что когда кистью нужную тень у меня создать не получается, я начинаю тушевать линия пальцами, и лишь в процессе понимаю, что касаюсь другого мужчины.

Касаюсь и чувствую, как покалывает мои пальцы. С них словно вот-вот искры полетят.

И.… ох, что же меня сейчас толкает посмотреть ему в глаза?

Потемневший, напряжённый — он обжигает меня в момент, заставляя вздрогнуть всем телом.

Остается надеяться, что Илья эту дрожь не заметил….

— Ты настоящая художница, Лиля, — я слышу, чувствую в его голосе искренность, и она пробирает до самого нутра. — Что ты забыла на кухне? В доме этого сноба?

— Нет, — отвечаю тихо. — Просто рисую, чтобы помочь.

— Это ты так себе объясняешь, — говорит он с лёгкой насмешкой.

Я не отвечаю, погружаясь в последние штрихи. Когда заканчиваю, встаю и отступаю на шаг, чтобы оценить результат.

Илья встаёт со стула, медленно разворачивается к зеркалу и внимательно разглядывает себя. Черные линии на его груди и плечах переплетаются с огненно-красными и серебристыми оттенками. Демон. Мощный, опасный, слишком живой.

— Это.… круто, — говорит он, глядя на меня через зеркало. — Спасибо.

— Не за что, — выдыхаю, и только сейчас понимаю, что почти всё это время задерживала дыхание.

— Ты останешься на вечер? — спрашивает он вдруг, развернувшись, а в глазах его снова мелькает тот взгляд, от которого я ощущаю себя словно в огне.

Я смотрю на свои кисти, на свои руки, испачканные краской, и понимаю, что сейчас бы больше всего на свете этого хотела.

— Увидимся, — подмигивает Илья, а я едва выдерживаю, чтобы глаза не опустить.

Чувствую себя зардевшейся малолеткой. Будто мне не тридцать пять, а семнадцать.