Младший из нукеров громко крикнул и кинулся грудью на копье. Получив ранение, ухватился за оружие врага, не позволяя ему вырвать древко. Его братья тут же воспользовались ситуацией, нанося точные удары своими кривыми саблями. Враг повержен, брат при смерти. Судьба приняла ставку и забрала две жизни место трёх.

Троица собратов нагнала Максуда. Привычное построение клином, где на острие шел Семрин, слева Ханой, а по правую руку Госра, который уже заряжал руку заклинанием.

Удар стихией ошеломил всадника, кнут расчертил лицо красным, в попытке избежать смертельного удара он падает с лошади, но не успевает подняться – Семрин уже выкинул руку с копьем.

Оставшиеся три врага начинают отступать, понимая, что силы неравны. Но лишь они показали спину, как Батыр умело пустил стрелу, пробив неприятелю легкое.

Двоих нагнали нескоро. И если бы не стрелы, то погоня продолжалась бы еще очень долго.

Они выиграли эту битву без потерь, доказав силу и мастерство, они предъявили миру свою волю и имена.

Получив лошадей и провизию, два брата попрощались и уехали, дав обещание не направлять оружие против звена Ханоя. Тело третьего так и осталось в пыли с застрявшим между ребер копьем.

И теперь перед получившими первое боевое крещение стоял непростой выбор: что делать с невольниками и разбежавшимся по степи стадом. Коней и оружие они забрали себе, оставив лишь одного раненого, и, несмотря на просьбы и угрозы отказались сопровождать бывших данников и рабов Чегема до нового дома.

Стяг-это не кривая палка и плохо выкрашенная тряпка с бессмысленным узором. Стяг-ритуал возвышения, смена статуса, отличительная черта, веха перемен. И чем серьезнее результат битвы, переговоров или торгов, тем значимее награда. Для воина открывается мастерство, кудесника новые грани дара, стратега — приемы и уловки, торговца - новые рынки и товары. А еще ритуал, позволяет собрать разлитую силу побежденных, чтобы укрепить победителя. Чем опытнее боец, тем меньше потерь. А в начале пути новик соберет лишь крохи, достаточные для следующего шага на длинном пути.

Обобранные тела погонщиков лежали в ряд, изувеченные и с безмятежными глазами, которые взирали в небо с укором.

На их лицах нанесли ритуальные рисунки грязью и кровью, провожая души к Всеотцу. Таков был порядок для всех погибших в бою, если они потомки Ахмедитов. Лишь иноземцы и иноверцы не подвергались ритуалу: у них свой бог и свои правила, а на чужой земле они лишь добыча падальщиков, что разнесут кости по округе.

И пусть видимых изменений и проявлений не наблюдалась, вставал с колен уже не Максуд -"искра", а воин с пока еще робким внутренним огнем, который готов спалить , как огонь в степи, нужно было только его кормить.

Первым к нему подошел Батыр и хлопнул по плечу.

— Поздравляю со стягом, брат! Как это ? ... — стрелок прервался, подбирая слова. Ему на помощь пришел сам воин.

— Я не знаю. Внутри что-то изменилось, я вижу больше, и в руках появилась сила другая. Уверенность в себе и в мече. Я вдруг понял, сколько ошибок и лишних движений допустил в сшибке. А еще... Еще я жду новый бой, чтобы осознать и принять себя нового. Где Ханой?

— Воюет с девкой, — со смехом и пряча глаза, ответил побратим. — Она требует, чтобы мы вернули ее и остальных людей к прайду Чермеса. То ли младшая жена его, а может дочь. Шумная до невозможности, как корова перед забоем. Пойдем, нужно решить с чернью.

Максуд сжал губы в немой крике, он еще помнил, как называли его родителей. Чернь. Червь. Грязь. Раб. И дети, если без искры, продолжали влачить бесправное существование. От червя родится червь, от раба — слуга. Больше крови — больше грязи.

Но ещё его удивило, что женщина спорит или перечит воину! "Что же там происходит?"

Ниже на две головы, щуплая, больше походила на подростка, а цвет кожи и разрез глаз выдавал в ней иноземку. Ничего удивительного, так как большая степь граничит со многими странами. А женщина - хороший подарок во все времена. Как в качестве наложницы или жены, так и в прислуги. Только сама девка была другого мнения.

Щека горела, словно от ожога, в боку кололо, а ноги, сбитые в кровь – едва подчинялись ей. Она сглотнула и подняла клинок. Ей бы сейчас нормальный меч, а не эту степную дешевую, одноручную подделку, предназначенную для того, чтобы рубить с седла. Одноручный цзянь, прямой, благородного вида, обоюдоострый, квинтэссенция искусства фехтования, с таким в руке она могла бы показать этим варварам, что такое меч в руке у дочери семьи Шин. Вот такой меч ей нужен сейчас.

Она подняла руку и машинально потерла горящую щеку. Там на щеке – след от кнута. От кнута!

— Эй! Девка! Бросай железку, а не то поранишься! — насмешливо кричал ей всадник со спины своего низкорослого и мохнатого коня.

— А ты пойди и забери! — процедила ему в ответ. Она – свободна, на руках и ногах нет кандалов, в ее руке – оружие. Все, чего она так ожидала все это время, пока подлые предатели ее семьи – захватили ее в плен и продали на рынке, а покупатели – преподнесли в дар какому-то старому варвару. Она уже пыталась бежать, дважды. Потому на нее и надели кандалы, которые варвар снял только вчера, в день, когда должен был возлечь с ней… но ночью случился пожар. Ночью случилось нападение. И едва открыв глаза – она тут же была связана длинной веревкой. Но в ее ладони был сжат наконечник от стрелы, который она успела выдернуть из войлочной подкладки. Острый и широкий наконечник, предназначенный для недоспешного воина, чтобы пустить кровь волной, такой вполне может служить небольшим ножом, таким вот наконечником можно и упряжь подлатать и даже варенного мяса с костей наскрести… и конечно же веревку перерезать. Чуть отойти от стойбища, подальше, вместе с причитающими девушками и женщинами, связанными одной веревкой в вереницу, чуть отойти… перерезать веревку. Но сперва – привлечь внимание погонщиков, их не так уж и много. Но они шли и шли, а погонщиков было слишком много для нее одной. Она наверняка сумеет убить одного, застав его врасплох. Если повезет – то двоих. А потом? Сразится с десятком воинов? Нет, в свои лучшие времена она бы наверное сумела… в конце концов ее с детства обучали искусству пресечения боя, обучали как иметь дело с превосходящим противником. Такие как она – всегда слабее чем мужчины. Однако с момента как в ее руке появляется меч – все может измениться. В борьбе она проиграет любому мужчине, но фехтование — это не борьба. Это искусство. И будь у нее в руке ее фамильный цзянь с длинным, прямым лезвием и навершием в виде цветка лотоса, с прикрепленной к ней красной шелковой кистью на длинном шнуре – она бы, наверное, смогла. Меч в руке, настоящий, хороший меч, а еще – если бы ее руки не дрожали от голода и усталости, если бы ее босые ноги не были сбиты в кровь долгой прогулкой в веревках под окрики погонщиков и тычки древком копья в спину. Если бы…