Так что истоки радикализации Гитлера лежат в послевоенном периоде, не в Первой мировой войне. Что же в отношении Гитлера, то Первая мировая война не была, таким образом, зародышем катастрофы двадцатого столетия. То же самое верно в отношении людей его полка. Большинство из них не было ожесточено, радикализовано и политизировано войной, но вернулось в свои города, деревни и сёла со своими довоенными политическими взглядами, более или менее сохранившимися. Война для них не вызвала – если пользоваться термином, который был применён для описания ситуации во Франции – "большой мутации" их сознания. Основной темой этой книги было то, что их политические пристрастия, как и пристрастия баварцев и немцев в целом, не были несовместимыми с демократизацией Германии.

Люди полка Гитлера были продуктом консервативного, реформистского общества, которое медленно двигалось в направлении к большей демократии. Широко распространённые мнения, разумеется, не всегда активно поддерживали больше демократии и либерализма – вовсе нет. Тем не менее, несмотря на или, быть может, из-за традиций конфессиональной политики и аполитичного почтения голосованием в преобладающих числах за партии мирной инициативы рейхстага и Веймарской коалиции люди из регионов призыва полка Листа доказали, что они совместимы как с постепенной демократизацией периода до 1914 года, так и с послевоенной демократизацией. Демократизация после 1918 года, разумеется, в конечном счёте эффектно провалилась. И всё же ни опыт чрезвычайно разрушительной войны – как показывает случай Соединённых Штатов после гражданской войны – ни уступки пред-демократическим элитам как таковые не срывают непременно демократизацию. В девятнадцатом и в начале двадцатого столетий демократизация была гораздо более турбулентным и запутанным процессом, чем долго полагали. Она не стремится произойти ни линейным и постепенным образом, ни отчётливо революционным способом, что означает, что процессы демократизации в Германии и до 1914 года, и после Первой мировой войны были гораздо менее необычными, чем обыкновенно предполагается.

Однако из-за своего турбулентного характера демократизация также гораздо более неустойчива и больше подвержена случайностям, чем традиционно считалось, и потому также открыта неудачам и впечатляющим эпизодам свёртывания демократизации. С перспективы начала 1919 года шансы того, что демократизация Баварии и Германии окажется устойчивой, и что ефрейтор Гитлер должен будет вернуться к рисованию почтовых открыток, были довольно высокими. История того, как ефрейтор Гитлер смог трансформироваться из "тыловой крысы", которого избегали люди его полка, в самого сильного правого диктатора двадцатого столетия является тем самым предостережением для всех демократизирующихся и демократизируемых стран. Если свёртывание демократии могло случиться в межвоенной Германии, оно, вероятно, может произойти где угодно.

Постскриптум: История Гуго Гутмана

Однажды весной 2010 года Андрэ и Каролина Штраусс из Буэнос-Айреса посетили виллу на озере Ваннзее, в которой высшие нацистские бюрократы в начале 1942 года разрабатывали осуществление Холокоста. К моей удаче аргентинская пара завела разговор с Вероникой Шпрингман, моим другом, которая работала в музее, расположенном на этой вилле. Вероника познакомила их со мной, потому что бабушка Андрэ была сестрой Гуго Гутмана.

Ни Гуго Гутман, ни его сын никогда не проявляли желания разговаривать о своей жизни в Германии, особенно с журналистами и историками. Тем не менее после недавней смерти в феврале 2010 года сына Гутмана, Говарда Чарльза, его семья решила, что настало время рассказать поразительные истории жизни Гуго / Генри и Хайнца / Говарда. Так что Андрэ Штраусс, равно как и его семья за тремя континентами, были счастливы помочь мне, не в последнюю очередь потому, что они очень хотели узнать больше о ранних годах жизни самих Гуго и Хайнца Гутманов. Как выразился внук Гутмана, Рон Грант, "возможно, одна из причин того, почему моя потребность столь велика, это то, что история моей семьи часто была окутана загадочной пеленой. Мой отец никогда не произносил больше нескольких слов о своём прошлом и никогда не ступал снова на землю Германии после войны… Когда я был маленьким ребёнком, [мой дедушка] брал нас в зоопарк в Сент-Луисе или присоединялся к нам в семейном отпуске во Флориде. Он никогда не говорил с нами о прошлом, даже в манере рассказывания историй".

Как оказалось, сын Гуго Гутмана жил всего лишь в нескольких милях к северу от того места, где я сам остановился, когда в первый раз пытался найти его, рядом с международным аэропортом Чикаго "О'Харе". Вот история старшего офицера еврейского происхождения в полку Гитлера, как она возникла из воспоминаний семьи Гуго Гутмана и особенно из документов и историй, которыми жена Говарда, Беверли – воплощение сердечной еврейской бабушки – поделилась со мной за булочками и печеньями во время моего визита в её дом:

Говард очень мало говорил о войне даже со своей женой. Только после его смерти она обнаружила, что сын Гуго Гутмана был несколько раз награждён во время службы в армии США. Одной из причин молчания и отца, и сына было, как выразился Рон Грант, то, что они "очень хотели полностью ассимилироваться и исчезнуть в средней Америке". Говард будет регулярно говорить своей семье и друзьям: "Мы смотрим вперёд; не оглядывайтесь назад". И всё же в их молчании было большее, чем желание полностью принять свою новую американскую идентичность. Для Говарда это была его служба в разведке США после Второй мировой войны (и возможно также во время войны). Однако самой непосредственной причиной для Гуго Гутмана держаться в тени и изменить своё имя был страх. После его допроса в гестапо относительно Железного Креста Гитлера Гутман беспокоился, что агенты нацистов выследят его в Америке и ликвидируют его. Так что, когда Гуго проходил мимо магазина сети В.Т.Гранта вскоре после своего прибытия в Нью-Йорк, он решил, что название магазина обеспечит ему отличное прикрытие от обнаружения агентами Гитлера.

Следующие двадцать лет Гуго Гутман жил неприметной жизнью в окрестностях Сент-Луиса. Его работа торговца привела его на Средний Запад и Запад, где он продавал пишущие машинки и позже мебель, никогда не разговаривая по-немецки в присутствии своей невестки и проводя свои отпуска в путешествиях по горам в штате Колорадо. Когда в 1961 году бывший офицер полка Гитлера и его жена вышли на пенсию в Сан Диего в Калифорнии, он мог оглянуться на полную и насыщенную жизнь, в отличие от столь многих его еврейских товарищей из полка Листа, которые были убиты в Холокосте. За несколько месяцев до своей смерти от рака в начале лета 1962 года, он написал своему сыну: "Я насладился прекрасной жизнью, а в 81 год ты должен знать, что не сможешь жить вечно".