Как показывает, таким образом, поведение людей полка Листа, в то время как моральное состояние в полку было на критическом уровне, начиная с кануна битвы на Сомме, солдаты 16-го полка не проявляли какого-либо сходства с реагированием на ухудшавшуюся ситуацию Германии таким же образом, как это было у Гитлера по его заявлению в Mein Kampf.

Проведённое Гитлером время в Мюнхене было для него большим разочарованием. Этот город, как и Берлин, страдал от катастрофического дефицита материалов. Солдаты в отпуске в предыдущую зиму начали заниматься попрошайничеством. Реальность в том городе, который он выбрал в качестве своего дома в 1913 году, имела мало общего с Мюнхеном в его мечтах. Как и Берлин, Мюнхен видел продуктовые беспорядки в предыдущее лето, на пике которых 2000 человек участвовали в демонстрации у городской ратуши Мюнхена и выбили в ней окна. В предыдущую зиму в Мюнхене уже появились первые листовки, призывавшие к революции. В Mein Kampf Гитлер отметил, что условия в Мюнхене были гораздо хуже, чем в Берлине и в Беелитце. "Злость, недовольство, жалобы проявлялись повсюду … общее настроение было прискорбно. На искусство обмана смотрели почти как на доказательство большого ума, а приверженность долгу рассматривалась как признак слабости или фанатизма".

Гитлер чувствовал себя в Мюнхене не в своей тарелке, поскольку он ненавидел такое отношение людей к войне. И более того, он снова был никем. Так что он стремился обратно на фронт; не на сам фронт, но во вспомогательный персонал при штабе своего полка. 21 декабря он написал из Мюнхена Бальтазару Брандмайеру: "Несколько дней назад в полк отправился транспорт. К несчастью, я не смог на него попасть". Он писал Брандмайеру из Мюнхена по меньшей мере три раза.

В отличие от Гитлера другие люди из его полка при нахождении в отпуске в Баварии не стремились сесть на поезд в сторону фронта. Между окончанием битвы на Сомме и временем, когда Гитлер вернулся на фронт в начале марта, девять солдат превысили сроки своих отпусков домой настолько, что они предстали перед военным трибуналом 6-й запасной дивизии. Подобным образом другие восемь солдат из полка Гитлера страстно желали путешествовать в направлении, обратном тому, что желал Гитлер. После ухода в самовольную отлучку они попытались вернуться обратно в Германию. Однако, поскольку германская военная полиция постоянно патрулировала поезда, идущие в Германию, на предмет поимки дезертиров, то только трое успешно добрались до Баварии.

В Mein Kampf Гитлер сообщал, что повсюду в Мюнхене он ощущал анти-прусские настроения: "Работа по восстановлению людей против пруссаков усилилась. И ровно так же, как ничего не было сделано на фронте для того, чтобы положить конец злобной пропаганде, так и здесь дома не было предпринято никаких официальных шагов. Казалось, что никто не способен понять того, что крах Пруссии никогда не сможет повлечь за собой подъём Баварии. Напротив, крах одного должен непременно увлечь за собой и другого".

Даже Гитлер знал, что несмотря на возможность того, что британская пропаганда имела существенный эффект на солдат на фронте, это не могло объяснить то, что он наблюдал в Беелитце и в Берлине, и чему был свидетелем в Мюнхене. Даже "глупые" письма, написанные женщинами, были в лучшем случае симптомом углубляющегося кризиса и средством переноса настроений из тыла на фронт, чем объяснением кризиса. Гитлеру нужно было объяснение, годившееся для всех признаков кризиса. Во время заключения в крепости Ландсберг в 1920-х за всеми проблемами Мюнхена и Германии он распознает работу евреев:

Правительственные учреждения кишели евреями. Почти каждый служащий был евреем, и каждый еврей был служащим. Я был поражён множеством вояк, принадлежавших к избранному народу, и не мог не сравнивать это с их скудным числом в рядах сражающихся.

В мире предпринимателей ситуация была даже хуже. Здесь евреи действительно стали "незаменимыми". Как пиявки, они медленно высасывали кровь из тела нации. Посредством вновь возникших военных компаний был обнаружен инструмент, при помощи которого вся национальная коммерческая деятельность была настолько задушена, что никакое предпринимательство не могло осуществляться свободно.

Особый акцент был сделан на необходимость беспрепятственной централизации. Поэтому уже с 1916-1917 года практически всё производство было под контролем еврейских финансистов. Но против кого был направлен гнев людей? Уже тогда я видел приближение судьбоносного дня, который должен, в конце концов, принести разгром, если не будут предприняты вовремя превентивные меры.

В Mein Kampf Гитлер будет видеть еврейский заговор даже в анти-прусских настроениях в Мюнхене: "В этом я мог видеть только хитрый еврейский трюк для отвлечения внимания публики от них самих на других, – доказывал он. – В то время, как пруссаки и баварцы пререкались, евреи забирали средства существования у тех и других прямо из-под носа. Пока пруссаков поносили в Баварии, евреи организовали революцию и одним ударом сокрушили и Пруссию, и Баварию". Таким образом, воспоминания Гитлера в Mein Kampf о Мюнхене времён войны сконцентрированы вокруг долгой тирады против евреев, которых он в 1924 году обвинял во всех бедах Германии военного времени.

В соответствии с обычными представлениями ефрейтор Гитлер часто резко нападал на марксистов и евреев уже во время войны. Заявляют, что Гуго Гутман, еврейский офицер из Нюрнберга, "был в целом непопулярен среди людей" полка и его "терпеть не мог Гитлер". Также говорилось, что "нет повода предполагать … что рассказ [Гитлера] о его анти-еврейских чувствах в 1916 году был обратной проекцией чувств, которые в реальности существовали только с 1918-1919 гг." Этот взгляд совпадает с посланием, которое Гитлер и некоторые из послевоенных биографических повествований о его военных годах стараются провести по политическим причинам, а именно то, что он был полноценным и открытым антисемитом к 1916 году, и что антисемитизм был повсеместным и в полку Листа, и в германском обществе в целом. Однако остаётся вопрос – а было ли повествование Гитлера в Mein Kampf о его чувствах во время "брюквенной зимы" 1916-1917 гг. правдивым воспоминанием о том, что он в действительности ощущал во время войны.

Какими бы ни были взгляды Гитлера в отношении антисемитизма в конце 1916 года, у него, без сомнения, был опыт знакомства с проявлением антисемитской ненависти во время посещения Германии. Переменчивые военные успехи Германии в 1916 году обеспечили плодотворную почву для радикальных правых. Кульминацией подъёма праворадикальных течений в 1917 году станет основание партии Отечества. В течение 1916 года порочный антисемитизм был в фокусе их политической агитации, весьма сходно с обрисованными Гитлером при написании Mein Kampf после войны направлениями. Повсюду в стране были слышны заявления, что евреи не прилагали все усилия в войне, а наживались на ней. Пик антисемитской агитации пришёлся на середину 1916 года, когда голоса, обвинявшие еврейских спекулянтов в недостатке провизии, поднимались в центральных городах Германии. Утверждение, что евреи не прилагали всех усилий в ведении войны Германией, привело к введению переписи евреев в армии Германии в октябре 1916 года. Официально это по крайней мере объяснялось необходимостью опровергнуть заявления об уклонении евреев от службы на линии фронта. Решение не публиковать результаты переписи подняло антисемитские подозрения еще в большей степени. В полку Гитлера перепись выявила вдобавок к Гуго Гутману, который, как и Гитлер, провёл Рождество 1916 года, выздоравливая в Баварии, ещё шесть евреев, двое из которых были добровольцами. Трое из семи получили Железный Крест, и трое будут убиты в бою во время войны. В ходе всей войны более 30 процентов всех евреев в 16-м полку были награждены за свою храбрость. В то же время 17 процентов всех евреев, служивших в полку Гитлера, будут убиты в бою. Так что послевоенные заявления Гитлера были далеки от истины. В действительности евреи полка приложили гораздо больше усилий, чем их было в процентном отношении. Расчёты, выполненные после войны, показали, что в вооружённых силах Германии служило почти точно такое же процентное количество евреев, как их было всего в населении.