Шрифт:
(вид на Зимний дворец — видна башенка, снесенная в тридцатых годах и балкон, который разобрали в двадцатых)
По знаку генерала Келлера подали лошадей. В сопровождении эскорта из отряда барона Унгерна Михаил двинулись в Зимний. Они направились к «собственному подъезду» в Зимний дворец, у которого стоял пост охраны, усиленный пулеметным расчетом на тачанке. Михаила и Келлера сразу же узнали и без промедления вместе с сопровождающими впустили внутрь дворца. Михаил сообщил о своем приезде матушке и тут же приказал принести умыться и чистую одежду. Надо сказать, что несмотря на то, что после пожара и взрыва, на устройство канализации и водопровода в Зимнем дворце были потрачены значительные (по тем временам) суммы, полный комплект удобств был далеко не всюду. В комнатах Михаила ватерклозета и водопровода не имелось, зато стоял «ночной шкафчик», по преданию, еще времен Екатерины, которая приказала превратить в оный трон польских королей, да умывальный шкаф, в который вода наливалась ведром в емкость, откуда стекала самотеком через кран в умывальник. Пётр быстро привёл себя в порядок, наскоро смыв грязь и пот, после чего облачился в свежий генеральский мундир. И сделал это вовремя. Потому как буквально через несколько секунд в его комнаты ворвалась Дагмара, точнее, вдовствующая императрицы, Мария Фёдоровна.
— Михель мальчик мой! Ты так вовремя вернулся! Нас постигло такое горе!
— Матушка, я в курсе. Скажу больше, уже вся столица в курсе. И никто не понимает, почему молчит Зимний!
— Михель! (матушка называла Мишкина именно так, по-своему. И никак по-другому не хотела именовать). Это очень сложный вопрос. Собралась семья…
— Вся? — неожиданно резко спросил Михаил, перебивая речь императрицы.
— Нет, только те, кто был в Петербурге. Мы еще ждём…
— В Петрограде, матушка. И кого еще ждать? Согласно распоряжению Николая я становлюсь регентом при Алексее до дня его совершеннолетия.
— Это так, но многие в нашей СЕМЬЕ…
Последнее слово Мария Фёдоровна выделила особо, подчёркивая, что дяди и братья регента имеют своё особое мнение по этому поводу.
— Наплевать! Матушка! Сейчас мы пойдем и вразумим нашу семью, пусть делом занимаются!
— Но… Михель… Понимаешь… там, в покоях Николая, Алис… она требует назначить ее регентом и угрожает всем нам…
— Угрожает? Наверное, вразумлять семью придется начать с этой сучки!
От последнего слова Мария Фёдоровна вздрогнула, как от пощечины…
— Михель! Как можно так…
— Так говорить? Эта гессенская муха[4] слишком высокого о себе мнения! Идем же!
И они вышли из комнаты Михаила.
— Граф, барон, вы со мной — обратился Михаил к дежурившим перед его покоями Келлеру и Унгерну.
Такой небольшой группой они проследовали к покоям императора, откуда раздавался властный голос Александры Фёдоровны. Она «строила» дворцовых слуг, ибо никого больше пока что ей застать на месте для «построения» не удалось.
— Вон отсюда! — бросил слугам Михаил, как только они вошли в комнаты Николая. Эти комнаты располагались в башенке и были раньше покоями его отца, Александра Александровича. Слуги с видимым облегчением рассосались из покоев покойного уже императора. Причем сделали это быстро и незаметно: секунда — они тут были. Моргнул — и нет никого! Как это ловко у них выходит? Непонятно!
— Ах, Мишкин! Что просить изволишь? — Александра Фёдоровна приняла горделивую позу, но при этом напоминала чёрную ворону, не только траурным платьем, но и звериным взглядом из-под насупленных бровей да несколько неаккуратной прической, сделанной явно наспех.
— Просить? Ничего не попутала, невестушка? — с иронией поинтересовался Пётр. — Матушка, просьба, там собрались наши РОДНЫЕ, сообщи им, что семейный совет состоится через час в малом тронном зале.
Мария Фёдоровна поняла всё верно. Михель хотел поговорить с Алис с глазу на глаз, судя по всему, разговор состоится весьма непростой. И ей лучше при нём не присутствовать. Михаил вежливо убирал ее в сторону. Ни слова не сказав, вдовствующая императрица вышла из бывших покоев ее супруга и сына Николая.
— Что Я могла попутать?! — взвилась еще одна вдовствующая императрица, как только закрылась дверь за Марией Фёдоровной. — Мой сын новый император и я никому не позволю стать регентом и убрать его из жизни! Сберечь трон для Алеши могу только Я!
— Таки перепутала, Муха Гессенская! По закону и завещанию Николая регент, единственный регент при Алексее Николаевича я. И точка! А тебе, чтобы делать такие заявления, надо бы сначала силушку поднабрать! Только ее не будет, силушки! Зимний оцеплен преданными мне частями Первой конной армии! Пулеметный полк, на который ты так надеялась блокирован в казармах. Твои карты биты, невестушка!
— Бастард! Вонючий бастард! — взревела Александра, отчего ее довольно красивое лицо исказила гримаса отчаяния и гнева. Впервые она почувствовала себя, по словам великого пиита, у разбитого корыта. А Пётр безмятежно и спокойно улыбался. Сегодня ОН говорил с позиции силы.
[1] Одним из таких исключений был император Николай II, это по его поводу отец Александр III упрекнул жену «Какую породу испортила! — и добавил, немного подумав, — Дура!».
[2] Тут Пётр не успел еще как следует разобраться в технических деталях, посему не знал, что возможности радиосвязи пока еще весьма и весьма ограничены. Тем не менее, масштаб явления он все-таки ощутил верно.
[3] Александр Павлович Балк с 10 ноября 1916 года градоначальник Петрограда. Ему подчинялась полиция.
[4] Одно из прозвищ Александры Фёдоровны, имело под собой некоторые основания.
Глава шестнадцатая
Александру Федоровну ждет непростой выбор
Глава шестнадцатая
В которой Александру Фёдоровну ждёт непростой выбор
Петроград. Зимний дворец.
25 февраля 1917 года