За столом, где еще несколько минут назад, царил шум, вмиг все затихает. И взгляды главное, с каким-то нескрываемым интересом приковываются к нам, вернее ко мне и девушке, которая замерла с подносом. Ощущение такое, что она не дышит, лишь поглядывает то на мать Руслана, то на него самого.

— Кладите же, — жестом показываю на тарелку и девушка, помешкав еще может несколько секунд, наконец, оживает. Я отрезаю кусок рыбы, но к губам не подношу, меня неожиданно окутывает странное чувство, такое, где-то на подсознательном уровне, будто что-то происходит. Мне делается резко не по себе.

Еще и Ева, которая до этого общалась только со своей мамой и Лидией Владимировной, переводит на нас с Соболевым заинтересованный взгляд. Она постукивает пальцами по столу, явно выжидая момент. Остальные будто тоже чего-то ждут.

— Русик, у тебя сменились вкусы? — наконец, подает голос брюнетка.

— Я тоже удивилась, — теперь и Лидия Владимировна вмешивается.

Перевожу взгляд на Соболева, внутри у меня уже все сжалось, и аппетит пропал. Где-то я ошиблась, только где — непонятно. Руслан, правда, на гостей толком не смотрит, молча разглядывает тарелку. Затем берет вилку, отламывает кусок семги и подносит к губам. Какое-то время медлит, словно не решаясь, а потом все-таки заглатывает семгу.

— И как? — интересуется больно ядовитым тоном Ева.

Сглатываю. А вдруг у него аллергия на рыбу? Господи! О таких вещах девушка точно должна знать, я же наоборот впихнула ему. Блин! Блин! Катастрофа. Я бегло скольжу по лицам гостей, и понимаю, что все они — в курсе. Все — кроме меня. И внезапно такая обида накатывает, нет, не на себя, а на Руслана. Он бы мог быть вежливее со мной, мог бы хоть что-то рассказать о себе, своих вкусах, а не выставлять дурой. Я же хотела как лучше, хотела показать ему свою заботу, притом довольно искреннюю.

— Неплохо, — голос Соболева заставляет меня поднять голову. Он снова кладет кусок рыбы в рот, правда по глазам вижу, ест без особого энтузиазма.

— А как же ненависть к рыбе? — с усмешкой спрашивает Ева.

И тут я выдыхаю. Не аллергия — уже хорошо. Но ситуация все равно неприятная.

— Кристина — веган, — спокойно отвечает Руслан, отложив прибор. Он тянется к соку и делает несколько больших глотков, затем продолжает. — Мы с ней договорились, что я попытаюсь не просто принять ее выбор, но и поддержать его. Тем более рыба — полезная.

— То есть ты, отныне не ешь мясо? — его отец прищуривается, пока я сжимаю вилку с такой силой от волнения, что у меня белеют пальцы.

— Ем, просто рядом с Крис, хочу, чтобы ей не было одиноко.

— А может твоя любимая просто не знала, что ты ненавидишь рыбу? — Ева поддается вперед, подавляя смешок, который так и скользит по ее губам, и смотрит пронзительно на Руслана, настолько, что где-то внутри я раздражаюсь. Мне не нравится, что эта девушка позволяет себе пожирать глазами моего, пусть и подставного парня. Это как минимум выглядит некрасиво, а как максимум — неуважительно.

— Нет ничего, что бы обо мне не знала моя любимая, — с деланной усмешкой сообщает Соболев. И один этот его тон, ледяной, жесткий, заставляет брюнетку заткнуться. — Тебе пора перестать так, переживать обо мне и наконец, заняться своей личной жизнью. А то глядишь, с таким характером придется жить с котами и собаками, хотя насчет вторых я не уверен.

— Руслан! — Соболев-старший повышает голос, он так громко рявкает, что я аж едва не подпрыгиваю на стуле.

— Не переживайте, дядя Миша, — соловьем поет Ева. — Руслан всегда был такой прямой и грубоватый. А однажды, еще, когда мы учились в школе, именно эта его грубость и помогала мне. Знаете, как он ставил мальчишек на место?

— Это неправда, — хмыкает Соболев.

— Я помню, как ты подрался с Зацепиным из-за меня.

— Он просто меня достал, ты здесь не причем, — жмет плечами Руслан.

— Ну это было так круто, — мечтательно закатывает глаза Ева.

— Ой, Русик в юности постоянно дрался, — поддерживает его мать.

И дальше их разговор уходить в ностальгию: они обсуждают школьные годы, разные проделки, своих учителей и общих знакомых. В какой-то момент, я ловлю себя на том, что здесь лишняя. На меня больше не смотрят, не задают вопросов и даже не говорят обо мне в третьем лице. Я — мебель. Пустышка. И Ева эта сделала специально. Она увела тему туда, где будет главной, тем самым показав, что я в жизни Руслана Соболева — проходной элемент. А она, судя по их прекрасному прошлому, — та самая.

Ситуация меня, мягко говоря, задевает. И тут уже смысла нет отрицать очевидное. Соболев мне симпатичен. Прямо сейчас, когда я вроде в тени всего мира, это чувство особенно обострилось. Наверное, из-за него мне так противно и одиноко сидеть за столом, слушать их общие воспоминания и не быть к ним причастной. А еще хочется скорее встать и сбежать или заткнуть уши. Что-то кусает в груди, что-то напоминающее ревность.

Сомкнув губы, я опускаю руки под стол. Досчитаю до пяти, затем скажу, что у меня дела и попробую уйти. Вряд ли кто-то будет переживать по этому поводу. Мне даже кажется, если я молча встану, никто и не заметит.