— Он не придурок, — заступаюсь я, ощутив раздражение. Может, зря я открыла свое сердце этому парню? Мы ведь толком не знаем друг о друге ничего.

— Только придурки отпускают девушек в одиннадцать часов ночи возвращаться домой в одиночестве.

— Так получилось, я сама не захотела, — отвожу взгляд, кусая до боли губы. Я скучаю. Чертовски. Так сильно, что вчера пол ночи плакала. Смотрела наши фотки, видео и ревела белугой, не понимая, как поступить дальше.

Я сама в себе запуталась. В том, как должна строиться моя жизнь. А ведь мне всего восемнадцать, почему же так сложно…

Телефон моргает слишком часто, и я тянусь к нему, не ожидая ничего хорошего. Спам, может, или рассылка магазинов. Но стоит только увидеть входящее сообщение от Руслана, как губы сами растягиваются в улыбке и сердце заходится в унисон. Я подпрыгиваю на месте, сжимая так крепко в пальцах смартфон, что запросто могла бы раздавить его.

— Он? — только и спрашивает Герман, поняв все без слов.

— Он, — киваю я.

И больше не медля ни минуты: одеваюсь, сбегаю по лестнице, открываю дверь подъезда, ощущая, как порыв весеннего ветра подхватывает мои распущенные волосы.

— А я в гости тебя приехал забрать, — спокойно говорит Руслан, облокачиваясь на черный джип. Он в одном свитере и серых спортивках, словно весна такая теплая, что впору бегать босиком по лужам.

— А если я против? — стою неподвижно, испытывая дикое волнение. Как в первый раз.

— В таком случае — это похищение, — Соболев стремительно подходит ко мне, берет за руку и несколько долгих секунд молча смотрит в мои глаза. Так пристально, и в то же время нежно, что к щекам прилипает румянец.

А потом он наклоняется и с жаром целует меня. Медленно водит губами по моим губам, скользит языком, осторожно проталкиваясь в мой рот. Его движения неспешные, но в то же время они вызывают во мне возбуждение. Зубы к зубам. Дыхание в унисон. И ураган эмоций, который захватил нас обоих. Я чувствую, с каким надрывом Руслан целует меня, будто после нашей последней встречи прошла вечность.

— Мама печёт сегодня яблочный пирог, и я решил, что это отличный повод для перемирия. Как думаешь?

— Я обожаю яблочные пироги, — киваю, а сама не могу перестать улыбаться. Что ж это такое?

— Тогда, велком, — Соболев жестом показывает на машину, и я молниеносно сажусь в салон. Мне так не хватало его, что кажется, я готова разреветься, только в этот раз от переизбытка счастья. Можно поставить мир на паузу? Где тут кнопка?

Руслан садится за руль, включает музыку и выезжает со двора. Я приваливаюсь к окну, разглядывая голубое небо. В салоне играет мой любимый трек. Рядом сидит парень, который научился зажигать мои звезды. Разве может быть что-то лучше этого? Кажется, я познала истинную радость.

Огромный особняк встречает нас тоже довольно тепло.

— Мы так давно не виделись, — Лидия Владимировна прижимает меня к себе, словно родную дочку, затем коротко чмокает в щеку. — Я обижена, что девушка моего сына так редко заглядывает.

— Простите… — смущенно лепечу я. — Исправлюсь.

— Другое дело! За стол, мой фирменный пирог уже готов.

Лидия Владимировна уходит первой, мы еще топчемся какое-то время в коридоре: раздеваемся, берем комнатные тапки. И тут я сама от себя не ожидая, наверное, это чувство вины гложет, задерживаю Руслана.

— Я… хотела извиниться за свою грубость, — потупив взгляд, сглатываю, боясь, что момент выбрала не удачный.

— Все нормально, — утешает Соболев, приобняв меня. И добавляет шепотом на ухо: — Ни о чем не думай, об этом подумаю я. И… слушай, — он отдаляется, по глазам вижу, хочет что-то сказать.

— Сынок, ну вы чего так долго? — Лидия Владимировна прерывает и буквально силой забирает у меня своего сына: подхватывает его под локоть, ведет за собой к столу. Я тоже следую за ними.

Мы усаживаемся на стулья, при виде огромного пирога, булочек, фруктовых салатов, у меня аж живот сладко стонет. Все выглядит безумно аппетитным. Прислуга из графина разливает нам лимонад, в нем плавают ягоды и лед, словно уже давно жаркое лето.

— Я сама готовила, — хвастается мама Руслана, кивком намекая, чтобы мы скорее пробовали.

— Руслан Михайлович, — на пороге появляется охранник, молодой парень лет тридцати: высокий, хорошо сложен собой, в черной, как ночь, одежде. — Там это… на проходной вас просят.

— Меня? Кто? Хотя ладно, — он отмахивается, поднимаясь. — Я скоро вернусь.

Стоило Руслану выйти, как я вдруг занервничала. Даже не знаю почему, просто какое-то такое состояние, вроде панической атаки, когда липкие щупальца страха охватывают горло, пульс учащается, а объяснить причины этого ты не можешь. Глупость, конечно.