— Если ты ждешь, что я поддержку твое решение — нет, я этого делать не стану. — Строго цедит он, мягкость во взгляде пропадает и там появляется холод. — Проблемы взрослых — это их проблемы. Хочешь денег, пиши дипломные на заказ, в конце концов, пробейся в издательство и продавай книги. Но не бросай учебу. Эмоции пройдут, а жизнь остается.

— То есть с девочкой из магазина, которая сидит за кассой, ты встречаться не сможешь? — к горлу подкатывает болезненный ком. Я не могу его сглотнуть, мне в целом уже и сидеть здесь противно. Воздуха не хватает, тело потряхивает. И опять это дурацкое качество — сбегать при первых трудностях. Даже в разговорах. Я ведь действительно хочу сбежать.

Руслан бьет ладонью по столу, чем привлекает внимание персонал кофейни. Он злится, я тоже злюсь. Но разве не должно быть все иначе?

— Причем здесь я, наши отношения? — Соболев не кричит, но тон его голоса такой стальной, резкий, будто мы чужие друг другу.

— Притом! Разве ты не поэтому печешься? — в груди дыра, как от пули, что пронзила навылет. Мне страшно от того, что происходит. От того, что я сама раскачиваю и без того неустойчивое положение.

— Стой, — он поднимает руки, и старается смягчиться. — Давай закажем мороженое, и сбавим градус. Я не…

— Нет, — поднимаюсь из-за стола. — Я, пожалуй, пойду.

Руслан хватает меня за локоть, и в этом его жесте читается многое: любовь, желание остановить бурю, что затягивает удавку на моей шее. И где-то я ему благодарна, но в то же время понимаю, не могу остаться. Не сейчас. Мне плохо. Мне хочется свободы. От гнета отца, от его упреков. Уверена, это не последний раз. Потому что он и так уже часто срывается, дальше будет хуже. И эти его срывы, они будто подводят черту, намекают, что мы с Ленкой, в том числе виноваты перед ним.

Но я не готова быть виноватой. Не готова становиться обузой в свои восемнадцать.

— Мне нужно побыть одной.

— Я отвезу тебя домой, — Руслан берет брелок от мотоцикла, который лежит на столе, и собирается подняться.

— Нет, — останавливаю его. — Не хочу.

— Кристина…

— Я сама дойду, правда. Мне так проще, — и больше я не жду, выскакиваю из-за стола, а следом и из кофейни. Слезы скатываются градинками по щекам, сливаясь с дождем, что так активно тарабанит по крышам домов. Противный ветер то и дело скидывает капюшон с моей головы, и я едва сдерживаюсь, чтобы не остановится и не закричать. На всех. На саму себя.

Но в какой-то момент, обида отходит на второй план. Я замечаю парня в черной кепке, идущего за мной, правда, с другой стороны дороги. Мы двигаемся в одном темпе, возникает ощущение, что он меня преследует.

Да господи… Предел бед на сегодня закончится или нет?

Я оглядываюсь, ускоряя шаг, противный дождь застилает обзор, и одежда ужасно липнет к телу. Может, принять предложение Руслана было не таким уж плохим? В конце концов, не пришлось бы идти несколько кварталов мокрой, и дрожать из-за того, что замерзла.

За спиной, к счастью, не оказывается никого, и когда мне уже кажется, что парень пропал с радаров, свернув где-то в другом месте, я поворачиваюсь и неожиданно врезаюсь в мужскую грудь. Поднимаю голову и вздрагиваю увидев его — того самого человека в черной кепке.

— Кристина, к тебе пришли, — кричит мама с кухни. Я лениво потягиваюсь и поднимаюсь с кровати. Прошло два дня после разговора с Русланом, он ни разу не написал, и я тоже. Сейчас в целом его слова уже не кажутся мне такими уж неправильными, скорее наоборот, в них есть смысл. Но я все равно не могу принять его позицию. В конце недели пойду к куратору и обязательно поговорю относительно своего решения. А родители… им расскажу позже.

Подхожу к дверям и замираю, увидев Германа. Той ночью именно с ним я столкнулась, перепугавшись вида грозной кепки. А теперь он в моей квартире, как было до его отъезда.

— Я не с пустыми руками, — Герман машет пакетом со слойками, на что я отвечаю дружелюбной улыбкой. Хотя в душе хотелось иного — увидеть Руслана, я почему-то полагала, что он мог позвонить. В конце концов, между нами не все конечно? Правда…

Сердце будто пронизывает тысяча игл только от одной мысли, что я могу потерять человека, которого люблю. Нет. Я не готова. Не должно быть вот так. У нас же за эти три с лишним месяца даже ни одной ссоры не было. Мы жили в гармонии, наслаждаясь близостью друг друга. Неужели одно разногласие разрушит счастье?

— Эй, на тебе лица нет, — Герман дает мне щелбан и тянет за собой на кухню. Ну а там… я вдруг сама от себя не ожидая, изливаю ему душу. Мне так необходимо с кем-то поделиться, в идеале бы с Дашкой, но свободными ушами оказался Вебер.

Он слушает долго, не перебивая. Лицо его не передает никаких эмоций — белый лист. Только изредка губы кривятся, не более. Мне сложно угадать, что думает обо всем этом Вебер.

— Не думал, что ты выберешь этого придурка, — заключает Герман после минуты молчания.