– Такие жертвы ради друга… – язвлю я.

– А ты? – он кидает на меня разгоряченный взгляд через плечо, в котором так и читается: “Спустись на землю, Дашка. Сцена никогда не будет твоей жизнью”. И это задевает, отзывается ноющей болью в груди. Хотя… в детстве я вроде не мечтала стать звездой балета. Мне хотелось просто иметь семью, друзей и ходить по выходным в кино или в библиотеку.

Не дождавшись ответной реплики, Глеб вновь начинает говорить:

– Такие жертвы ради какого-то парня, хотя, может, ты уже и танцевать забыла как, – его фраза – вызов. Сказал бы кто другой, я бы плюнула и пошла дальше, но Гордеев вечно меня подначивает. Пытается задвинуть. Указать на место где-то в самом низу. А я как маленький ребенок из раза раз встаю и доказываю ему обратное. Мне отчего-то хочется быть выше в его глазах, показать, что я достойна большего.

Подхожу к колонке, включаю ее и даю команду Алисе, поставить Lindsey Stirling - Underground. Когда-то мы ставили под нее номер еще в балетном училище в качестве самодеятельности.

Выхожу в центр, делаю вдох: смотреть в пустой зал, так непривычно… В воспоминаниях мелькают мои выступления, аплодисменты, похвала. Теперь все в прошлом.

Поворачиваюсь и вижу, как Глеб поднимается и встает тоже в центре, но чуть поодаль от меня. Музыка начинает разливаться вокруг, ноты проникают в самую душу, и я взмахиваю руками, словно птица, которая готова взлететь.

Что-то резко меняется, стоит мне только сделать первый шаг. Дыхание перехватывает, учащается пульс. Закрываю глаза, вокруг ничего: только я и музыка. Пальцы, как струны, натянуты, провожу ими по воздуху, рисуя узоры.

Это не балет… Это просто танец. Это не искусство. Это просто ответ Глебу. Обещаю себе.

Замечаю, что взгляд Глеба меняется после каждого моего движения. И вот он снова как в тот день: горячий, пылкий, словно вспыхнувший уголек. Мне кажется, будто поток его энергии касается моих пальцев и связывает нас какой-то невидимой нитью. Надо отвернуться, прекратить, но ни я, ни видимо он не можем перестать смотреть друг на друга.

Воздух вокруг нас становится насыщенно горячим. Он такой разряженный, что дышать невероятно тяжело. Но я продолжаю танцевать, двигаться по сцене кругами вокруг Глеба, словно он – мой эпицентр. А потом неожиданно для самой себя вдруг делаю шаг вперед, приближаясь к нему, и что-то происходит – моя нога дает сбой. Как и раньше на репетициях. Тело подводит. Я понимаю, что сейчас позорно упаду, но Глеб не замечает моего фиаско или же пытается сделать все, чтобы мы оба этого не заметили.

Его ладонь неожиданно касается моей талии и резко притягивает к себе. Как и в тот день. Я смотрю в его распахнутые глаза и отказываюсь понимать, что между нами в который раз происходит. Он не смеется, не кидает злобую реплику. Зато мое тело трепещет, словно по нему проходят маленькие электромагнитные токи.

Пауза затягивается, мы оба не двигаемся и непрерывно смотрит друг на друга. Мир вокруг кто-то поставил на паузу, даже музыки не слышно.

– Ты… – шепчет он, притом настолько нежно у него выходит, что я замираю в томительном ожидании. Прошлые обиды моментально стираются, когда он вдруг поддается навстречу, так словно Глеб хочет меня поцеловать.

Неосознанно закрываю глаза и…

Тут дверь в актовый зал распахивается. Входит Женя и еще какие-то ребята, заставив нас отринуть друг от друга.

– У! – присвистывают на фоне, и я вспыхиваю от стыда! Хотя… от стыда ли? Точно ли это то самое чувство?

Сердце бухает в груди. Пульс шалит, и мне явно требуется доза свежего холодного воздуха.

– Вы уже начали? – спрашивает Женя, явно приняв происходящее за репетицию. Что ж, так даже лучше.

– Я… мне нужно переодеться, – дрожащим от волнения голосом сообщаю и тут же устремляюсь в зал, чтобы взять рюкзак. Меня так потряхивает, словно нас застали за чем-то непристойным и интимным. С другой стороны, мы ведь еда не поцеловались. Почему-то я уверена, что Гордеев тянулся ко мне, может неосознанно, под вспышкой каких-то эмоций, но он точно планировал дотронуться до моих губ.

– Да, конечно, вот там гримерка, – она показывает куда пройти, и я практически срываюсь с места, в надежде, что через пару минут отпустит. Но прежде чем выскочить из зала, зачем-то оглядываюсь и ловлю на себе взгляд Глеба. Он смотрел мне вслед?

***

Возвращаюсь минут через десять и стараюсь на Глеба не смотреть. Он сидит в расслабленной позе на стуле, со скучающим видом наблюдая за репетицией. И даже когда я подхожу ближе, не переводит взгляд, словно нарочно не замечая. Собственно, так даже лучше, не придется лишний раз о чем-то думать, накручивать себя. Я и так еле-еле успокоилась, отдышалась.

Женька, наш президент, заметив меня, подходит ближе. Она оглядывает нас, прикусив задумчиво губу, затем начинает говорить.

– У меня есть номер, но сама я не смогу поставить танец. Честно сказать, я думала, что договорюсь с девочкой из “Алиты”, группы по танцам, но она неожиданно встала в позу и отказалась.

– Небось, Нестеров постарался, – комментирует вслух Глеб. Я тут же корю себя, что создала проблем постороннему человеку. Не надо было соглашаться танцевать с Гордеевым, в конце концов, ничего хорошего из этого не выйдет.