Диана с отбитой рукой (обращаясь к прошмыгнувшей девушке): Беги отсюда, скорей, скорей! (указывает направление стрелами)

Дежурный, открывая двери, смотрит на задыхающуюся девушку, и на лице его, под жидкими усиками проступает злорадная юношеская гримаса.

Дверной звонок тренькнул — коротко, словно от совсем слабого нажатия, — а затем величавая, торжественная тишина вновь воцарилась на лестничной площадке, застеленной ковром. У входа в квартиру стояли, улыбаясь друг другу, две юные, раскрасневшиеся от быстрой ходьбы девушки, и, пока они ждали, пар от их дыхания клубами поднимался в свете электрической лампы.

Одна была темноволосая, стройная, с правильными чертами лица, тонкими губами, очаровательно угловатыми движениями; красота ее казалась чистой и необычной — почти мальчишеской, как у прелестного римского puer [16] . Вторая — маленькая блондинка, курносая, с насмешливым лицом, округлыми, как у взрослой женщины, бедрами и пухлыми, по-крестьянски жесткими маленькими ручками. Девушка была заметно напугана.

— Боже, Клара! Меня ведь не вышвырнут отсюда? — нежно прозвенел ее голос, и между лукаво изогнутых губ сверкнули молочно-белые, похожие на рисовые зернышки зубы.

— Глупышка! — прозвучал краткий и серьезный ответ. — Давай без аффектаций.

Темноволосая девушка помолчала и добавила:

— Ты моя подруга и идешь к моей тете со мной, а ей хорошо известно, что если драгоценные родственники не удосужились прийти за тобой в интернат, то отпускают только с парой.

— Клара! — настырно продолжала первая. — Послушай, может, не стоит нам сейчас просить билеты в театр. Как-то неудобно...

— Ну вы посмотрите на нее! Это что такое? Не ты ли больше всех обрадовалась, когда появилась возможность сходить в театр? Сама ведь сказала, что сегодня с тобой непременно случится что-то необычное и интересное.

— Да, я себя весь день странно чувствую. Хочется совершить что-нибудь дерзкое и безрассудное, пройти по краю пропасти, за которым всевозможные «нельзя» и «не принято», но сдержанно и красиво, словно в благородном танце. Чтобы опасность приблизилась к нам, но не коснулась...

— Безумный ты софист — сколько болтовни! Видно, что ты никогда не была в морге на улице Тюзолте и не видала огромных казанов, в которых уродливый рябой слуга варит ссохшихся старух. От бучения [17] в воздухе стоит пар, а зашедшие поскальзываются на разбрызганном костном мозге.

— Ох, что ты! Странно, что в тебе еще осталось что-то человеческое.

— И останется! Ну так что — попросим у тети билеты? Не страдай, артистам они полагаются бесплатно, она уже осчастливила ими и домашнего учителя, и парикмахера. К тому же мы отправимся в театр вдвоем, без сопровождения, что само по себе довольно необычно. А обратно пойдем пешком, уже будет ночь, никто не будет знать, кто мы такие, и можно будет прогуляться по улочкам... Директрисе я уже сказала, что нас проводят родственники.

— Увидим, какая она — городская ночь! Ой, хорошо было бы куда-нибудь зайти, но только так, чтобы нас никто не заметил, не обратился к нам, и мы бы только смотрели.

— Деточка, это провернуть не удастся; поверь, чистенькой не выберешься. Да ты и брезглива к тому же. И я сама не очень представляю, как такое устроить.

— Тогда давай пойдем только в театр. Но тете Терезе скажи, что...

— Как не сказать! Вот, мол, моя коллега, она в вас влюбилась, когда увидела на сцене в «Синей тиаре», а теперь пришла, чтобы вам, одетой в красный домашний халат, поцеловать ручку. Нас обеих тогда точно выставят. Я тебя уверяю, тетушка ни капли не современна, и подобные сапфические заявления только вызовут у нее тошноту.

— Ой-ой-ой, Клара! — ужаснулась пигалица.

— То-то же! Да что они там, заснули все?

На этот раз она сильно нажала на звонок, твердо, продолжительно, и он зазвучал под ее пальцем так, как и должны звучать звонки. Девушки продолжили болтать.

— Может, никого нет дома! — сказала блондинка.

— Это было бы, конечно, некстати... Тогда наши планы летят ко всем чертям. Я ведь забыла сообщить — денег у меня только восемьдесят крейцеров.

— У меня и того нет. Тогда вернемся в интернат — по крайней мере, избежим неприятностей. А то вдруг узнают и выгонят нас.

— Что ты вечно трясешься: выгонят, выгонят... Не пропадем. Будем давать частные уроки и обедать в столовой.

— Откуда мне знать, может, у нас храбрости не хватит так жить... Ничего не слышишь?

— Проклятье! Экономка должна быть дома. Позвоним еще раз!

— У них и экономка есть?

— Положено. Муж тети, обедневший барон, не может же он сам нянчить четырех малышей.

— А сколько у них еще слуг?

— Вместе с дворецким трое. У них все как-то безалаберно, воруй кто хочет. Ты тоже стащи какую-нибудь фотографию, их все равно для тети Терезы делают бесплатно. И я потом украду для тебя одну, из «Синей тиары».