Эмма писала. Однако, каждый раз вздрагивала и прятала телефон, когда в комнату заходил другой мужчина. Её… бывший. С лекарствами и компрессами, с нежной, безумной улыбкой.

Стыд, словно она прятала любовника. Хотя какой любовник? Они с Нейтом давно не вместе. Он уже успел повстречаться с кем-то, еще и скандально расстаться, затем снова прийти к ней в постель. Пальцы на руках сжимались в кулаки от досады и обиды.

Темный коридор, распахнутая дверь и свет из нее. Знакомый, синий ковролин. Говорящие меж собой женщины, неловкость, тихий смех. Фастер выдохнула, словно сейчас она вернулась домой, а не пришла из дома в спортивный зал. Такой же знакомый человек в распахнутом халате, который с бессменной улыбкой жестикулировал, объясняя какому-то мужчины принцип ходьбы по порожкам.

— Доктор Даглас. — Она подала голос, и молодой человек тут же обернулся. Медленно поднял брови, и фальшивое дружелюбие на лице дрогнуло.

Он был искренне рад ее видеть.

— Эмма. — Он жестом попросил мужчину подождать, и стал быстро подходить к любимой пациентке. Развивались полы халата, а из кармана торчала ручка с блокнотом. — Здравствуй. Как твое здоровье? Тебе стало лучше?

— Да. — Фастер неловко отвела глаза. — Вот и… вот и я.

— Я соскучился. — Майрон прищурился, и чуть навис. — Как твой, с позволения сказать, «брат»? Я боялся, что из-за твоей болезни он запрет тебя на полгода, и мне придется на танке осаждать его дом, чтобы спасти принцессу, которую взяли в плен.

— Принцесса сама себя спасла. — Девушка ехидно прищурилась, однако тут же добродушно прикрыла глаза. Врач тянулся её обнять, и та легко позволила это сделать. — Если честно, он на работе, и понятия не имеет, что я здесь. Мне нечего… особо рассказывать. Все так, как было. Нейт помогает мне лечиться, опекает, и все в таком духе. Белита с тех пор не приходила, и он говорит… что она не придет. Не знаю, как ему сказать о переезде. Он не примет мой переезд, а драться с ним за вещи я не могу, это что-то из области фантастики.

— Ты не не можешь, ты не хочешь. — Даглас сузил глаза. — Ты его боишься. И физически, и морально. Физически боишься, что он запрет тебя, а морально боишься его расстроить или обидеть. Я понимаю, и не виню тебя в этом, все нормально. То есть… раз его девушка не возвращалась, они совсем расстались, да?

— Выходит, что так. — Эмма пожала плечами и отвела глаза. — Я все рассказала, пока мы писались, ничего нового особо не произошло.

— Понял. — Доктор медленно кивнул, затем, сжав объятия, чуть опустил голову и, как ни в чем не бывало, спросил. — Ты спала с ним? Пока болела. Что-нибудь было между вами? — Сверкнули стекла очков.

Девушка почувствовала, как сердце пропустило удар. Как в миг посинело в глазах, и по телу прошел нервный холод. Начали влажнеть пальцы, а прикосновения врача к её спине стали казаться стальными.

— Вроде бы нет. — Голос дрогнул. — Но я не помню. Был один эпизод… в тот день, когда у меня подскочила температура. Он меня мыл. Потом принес в кровать… и было что-то странное. Я просто не хочу тебе врать, я… ничего не помню, мне было очень плохо. Спала потом почти сутки.

— Вот как. — Даглас медленно, задумчиво кивнул. — Все нормально, даже если что-то было, я просто хочу знать. Я уже говорил про связь с первым мужчиной, и все прочее, и не стану тебя осуждать, если что-то произошло. Отъезд его девушки… такая благодатная почва. — Он потер подбородок.

— Что? — Эмма вытаращила глаза. — Что ты говоришь? Что это… только что было? К чему ты ведешь? — Лицо покрывалось багровым румянцем от внезапного стыда, который перемешивался со злостью.

— Тише, все нормально. Просто пытаюсь донести, что не буду тебя осуждать, если, вдруг, что. — Он расслаблено пожимал плечами. — Я давал менее десяти процентов на то, что твой бывший передумает, но это произошло. А раз произошло, сепарация… может затянуться. Я был бы дураком, если бы ставил условия. Все хорошо, между нами ничего не поменялось, и не поменяется, все нормально.

— Что ты имеешь ввиду? — От последних слов доктора Эмма успокаивалась, но какой-то странный подтекст его слов висел в воздухе. Подтекст, который она пыталась уловить, и не получалось.

— Ну. — Вновь сверкнули стекла очков. — Раз дело принимает такой оборот… я мог бы, временно, подвинуться. Чуть-чуть, чтобы дать тебе больше свободы. Больше того воздуха, который «брат» тебе так стремится перекрыть. Но подвинуться — не значит уступить, ты же понимаешь? — Объятия становились крепче.

Она сглотнула. Что он сейчас несет? Зачем говорит все это? Фастер нервно улыбалась, делая вид, что не понимает, о чем врач. Или не хочет понимать. Её физиотерапевт сейчас серьезно дает понять… что не обидится, если она переспит с кем-то еще? Но как?! Почему, какого черта? Чего он таким подходом пытается добиться, зачем вообще его использует? Зачем… говорит все это вслух?

Нет, не с кем-то еще. Он не обидится, если она переспит с кем-то конкретным. С тем, с кем «сепарация» может затянуться. Подступала нервная тошнота, возмущение мешалось с отчуждением и стыдом. Хотелось опустить голову и прошептать: «ты странного мнения обо мне», но она молчала. Почему-то… молчала.

Краснели уши, румянец полз на шею и грудь. Эмме казалось, что еще немного, и её голова взорвется как газовый баллон. Чуть-чуть дрожали губы.

— Черт, ты не представляешь, как я соскучился. — Даглас вновь сгреб девушку в объятия, и прижал к себе. — Извини, если смутил. Мне совсем не хочется становиться источником твоего негатива, даже если такого небольшого. Если ты настроена, можем продолжить тренировки, а если еще есть симптомы болезни — просто проведем время вдвоем.