— Нет, спасибо, я правда в порядке. — Она неловко пожала плечами.

Штайнер помрачнел. Больше сейчас ему было нечего предложить. Стоило кивнуть, пожелать спокойной ночи и уйти, однако, он не двигался с места. Так и сидел, молчал, и смотрел в пол. Эмма. Он даже чувствовал здесь, как она пахла. Нежно, и едва уловимо. Поджимала под себя замершие перебинтованные ножки, которые хотелось согреть.

От тяжелых, подавленных чувств темнело в глазах. Он чувствовал чудовищное напряжение, и ничего не мог с ним сделать. Напряжение, от которого хотелось придвинуться ближе, даже если она отодвигалась. Однажды диван закончится.

— Я не хочу уходить. — Тихо, и как-то странно сказал молодой человек.

— Что? — Фастер непонимающе вскинула брови, затем тут же их опускала. Пальцы сильнее сжимали книгу.

— Давай поговорим. — На лицо упала темная тень, и несколько прядей волос закрыли глаза.

— О чем? — Эмма выдохнула. Странная тревога захватила тело, и девушка нервно косилась на своего сожителя. Вряд ли мужчина хотел обсудить отъезд или беременность Бел, ведь с пренебрежением обрывал любые темы о ней. — У тебя... что-то произошло?

— Нет. Не знаю. — Он вновь сжал зубы. — Или да. Да, наверно, произошло.

— Что именно? — Она не хотела говорить. Совсем. Но пыталась войти в положение, ведь человеку рядом нужна была помощь. Вроде бы...

— Мне так плохо, что хоть на стену лезь. — С горькой усмешкой ответил он. — По-моему я помешался. Иногда хочется завыть. Или убить кого-нибудь. Так плохо, словно я в одночасье лишился всего. И время... делает только хуже.

— Я... — Фастер нервно сглотнула. Ей было знакомо это чувство, как никому другому. Знакомо. — Тебе... станет легче, со временем. — Она выдохнула. — Что бы там ни было, однажды ты сможешь отпустить. Перегореть, забыться. Ты сможешь, и тогда станет легче. Правда.

— Эмма. — Тихо сказал он, и жутко улыбнулся. — Я не такой сильный, как ты. По-моему... я не умею отпускать. Этой силы у меня нет. С каждым днем я чувствую, что становлюсь все более жадным. Может, я уже похож на маньяка? Что скажешь?

— Я не знаю. — Ей все больше становилось не по себе.

— У меня не будет того, о чем я мечтаю. Потому что я никакой не добрый, и не заботливый. На самом деле я — ублюдок, который позволял себе то, что ни один нормальный человек себе не позволил бы. Ублюдок, я знаю это. Но от этого я не могу перестать хотеть. Не могу перестать желать, мечтать. Эмма. — Уголки рта дрожали. — Прости меня. Прости, что я так поступил с тобой. Ты... любила меня. Так, как... наверно, никто никого не любил. А я все испортил. Я унизил тебя, предал. Мне становится страшно, когда я начинаю думать о том, что ты чувствовала. Что видела, или слышала. И становится так больно, когда я вспоминаю, как ты плакала. Боже... как я такое допустил? — Глаза все еще скрывала тень, и он коснулся их пальцами поверх век. — Моя Эмма из-за меня так страдала. На самом деле... я не заслуживаю подходить к тебе после всего. Я должен был исчезнуть из твоей жизни, но я не могу. Чувствую, как ты на меня смотришь, и все равно не могу. Поэтому мне хочется на стену лезть от боли. Если... если ты что-нибудь захочешь... скажи мне. Скажи мне, я тебя прошу. Когда я могу что-нибудь тебе купить, или что-нибудь для тебя сделать, мне на какое-то время становится легче. Я чувствую, что хоть немного нужен тебе.

— Нейт. — Девушка нервно сглотнула. Затем опустила глаза, и отвела их. — Я давно простила тебя. Я... простила, правда. Не знала, что тебя это так тревожит. Ты можешь встречаться теперь, с кем хочешь, мне стало легче. И я правда на тебя не злюсь. Все в порядке. Все... хорошо.

В комнате послышался тяжелый, приглушенный, истерический смех. С безумной улыбкой мужчина смеялся, и наклонял голову все ниже.

— Я не могу любить того, кого хочу. Я потерял на это право. За это я себя ненавижу, чувствую только вину и боль. И медленно схожу с ума.

— Почему? — Фастер с искренним сочувствием подняла глаза на молодого человека. — Ты не можешь всю жизнь себя корить, и потом, я же простила тебя. Может... я чем-нибудь могу помочь? Чтобы тебе стало легче.

— Можешь. — Сдавленно сказал он. — Ты можешь. А ты... хочешь мне помочь?

— Да, очень. — Она вскинула брови.

— Тогда. — Он поднял на неё тяжелый, затуманенный, мокрый от слез взгляд. — Тогда просто не отталкивай меня сегодня. Я не сделаю больно, я клянусь. Просто... не отталкивай. — Штайнер стал подсаживаться ближе, и тяжело нависать.

— Ты это о чем? — Выражение сочувствия на лице сменялось подозрением, а затем шоком. — Нейт? Что ты хочешь сделать?

— Приятно. — Тихо ответил он, и продолжал придвигаться. — Я... так люблю тебя. Больше всего на свете люблю. Больше всего, больше всех. — Влажные глаза жутко блестели. — Помнишь, ты спрашивала, люблю ли я тебя? Да. Очень. Обожаю. Все время думаю о тебе. Иди ко мне, я покажу, как сильно люблю. Иди сюда...

* * *

«Вот все как повернулось» — человек в белом халате едко усмехнулся, глядя в экран телефона. «Что ж вы так, мистер Штайнер, я на вас понадеялся. Нестабильный псих. Ну ладно» — сверкнули стекла очков. Блики белого света танцевали на железном столе.

«Ничего. Подвинетесь».

Он уходит на работу каждое утро, и возвращается домой каждую ночь.

Четверть двенадцатого, снаружи темно.

Все промокло. Холодно. До сих пор идет дождь.

В комнате раздался звук тяжелой, хлесткой пощечины. Она с шоком и страхом смотрела на мужской силуэт над собой, пыталась отползти, но диван заканчивался. Книга вывалилась из влажной от нервов ладони.