Она побежала по дорожке, маша рукой, и добежав до приезжей, поцеловала ее, повела налево, и там они обе пропали за кустами. Минуту спустя я вновь их увидел, - пройдя через сад, они поднялись по ступеням. И скрылись в доме. Елену фон Граун я рассмотреть не успел, видел только распахнутую шубку да цветистый шарф.

Я отыскал каменную скамью и сел. Я был взволнован и в общем доволен собой, тем, что затравил наконец свою дичь. Чья-то трость лежала на скамье, я принялся ковырять ею жирную бурую землю. Успех! Нынче же ночью, расспросив ее, я ворочусь в Париж и... Мысль, чуждая прочим, дразнящая, дрожащий подкидыш - втерлась и замешалась в толпе... Да вернусь ли я нынче ночью? Как это там, бездыханная фраза во второсортном рассказике Мопассана: "Я забыл мою книгу". Но и я свою забывал.

А, так вот вы где, - произнес голос мадам Лесерф.
– Я уж думала, вы домой уехали.

Ну что, все в порядке?

Куда там, - спокойно ответила она.
– Понятия не имею, что вы ей написали, но она считает, что это связано с фильмовым контрактом, который она старается залучить. Говорит, вы загнали ее в западню. Теперь будете делать, что я вам скажу. Вы не станете говорить с ней ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Но вы останетесь здесь и будете с ней очень милы. И она обещала все мне рассказать, а после, возможно, вам можно будет побеседовать с нею. Ну, договорились?

Право, вы так добры - все эти хлопоты, - сказал я.

Она села рядом со мной на скамейку, а так как скамейка была коротенькая, я же довольно, - ну, скажем, дороден, - ее плечо коснулось моего. Я облизал губы и принялся выцарапывать на земле какие-то линии палкой, которую так и держал в руке.

Что это вы пытаетесь нарисовать?
– спросила она и кашлянула.

Мои мыслительные волны, - глупо ответствовал я.

Ошибка! Неизвестный аргумент ключа.
– мягко сказала она, - я поцеловала мужчину только за то, что он умел расписываться вверх ногами.

Палка выпала из моей ладони. Я уставился на мадам Лесерф. Я оглядел ее ровный белый лоб, я увидел фиалково-темные веки, которые она опустила, быть может, неверно поняв мой взгляд, - увидел крохотную бледную родинку на бледной щеке, нежные крылья носа, складочки на верхней губе, то, как она наклонила голову, тусклую белизну горла, алый лак на ноготках тонких пальцев. Она подняла лицо, странные, бархатные глаза ее с райками, посаженными чуть выше обыкновенного, не отрывались от моих губ.

Я встал.

Что такое, - спросила она, - что это вы надумали?

Я покачал головой. Впрочем, она права. Кое-что я надумал - и это кое-что требовало немедленного разрешения.

Мы что, возвращаемся в дом?
– спросила она, когда мы двинулись по дорожке.

Я кивнул.

Но она, знаете, еще не сейчас спустится. Скажите, вы на что-то обиделись?

Вероятно, я остановился и снова уставился на нее, на сей раз на ее ладную фигурку в этом палевом, облегающем платье.

В тяжком раздумье я тронулся дальше, и испещренная солнцем дорожка, казалось, неодобрительно сморщилась мне в ответ.

Vous n'кtes guиre amiable, - сказала мадам Лесерф.

Стол и несколько стульев стояли на террасе. Безмолвный блондин, виденный мной за завтраком, сидел здесь, изучая устройство своих часов. Усаживаясь, я неловко зацепил его локоть, и он уронил крошечный винтик.

Бога ради, - сказал он по-русски на мои извинения.

(Ага, так он, стало быть, русский? Отлично, мне это на руку.)

Мадам стояла спиной к нам и тихо напевала, постукивая ступней по каменным плитам.

И тогда я повернулся к молчуну-соотечественнику, долгим взором вникавшему в поломанные часы.

А у ней на шейке паук, - тихо сказал я, по-русски.

Рука ее взметнулась к шее, она повернулась на каблуках.

Што?
– спросил тугодум-землячок, взглядывая на меня. Затем он посмотрел на мадам, неуверенно ухмыльнулся и закопался в часы.

J'ai quelque chose dans le cou... Я чувствую, у меня что-то сидит на шее, - сказала мадам Лесерф.

Я, собственно, как раз говорил этому русскому господину, что, по-моему, у вас на шее паук, - произнес я.
– Но я ошибся, то была игра света.

А не завести ли нам граммофон?
– оживленно спросила она.

Мне страшно жаль, - сказал я, - но, думаю, мне лучше вернуться домой. Вы меня извините, не правда ли?

Mais vous кtes fou, - вскричала она, - вы сумасшедший, разве вы не хотели увидеть мою подругу?

Возможно, в другой раз, - успокоительно сказал я, - в другой раз.

Но объясните же мне, - попросила она, выходя следом за мною в сад, - в чем дело?

Вы очень умно это проделали, - сказал я на нашем свободном и могучем русском языке, - вы очень умно проделали, заставив меня поверить, будто вы говорите о вашей подруге, меж тем как говорили вы все это время о себе. Ваш маленький розыгрыш мог затянуться очень надолго, кабы судьба вас не пихнула под локоть, заставив расплескать молоко. Потому что мне довелось встречаться с двоюродным братом вашего прежнего мужа, с тем самым, который умеет расписываться кверху ногами. Вот я и устроил для вас небольшую проверку. И когда вы безотчетно уловили русскую фразу, которую я прошептал... Но нет, ни слова из этого я не сказал. Я лишь поклонился и вышел из сада. Ей отошлют экземпляр этой книги, и она все поймет.