Ничто так не подчеркивало это заблуждение, как кульминационные уличные демонстрации в Тегеране 10–11 декабря 1978 года. 10 декабря модернист аятолла Талекани и лидер либерально-демократического Национального фронта Карим Санджаби прошли во главе почти миллионной колонны демонстрантов, которая за шесть часов прошла через центр Тегерана. На следующий день они вновь возглавили демонстрацию, но на этот раз число участников удвоилось и составило почти два миллиона человек. В обоих случаях Талекани и Санджаби убедительно возглавляли демонстрацию, состоящую в основном из сторонников Хомейни. Эти же демонстранты, следовавшие за Талекани и Санджаби по улицам Тегерана, впоследствии позволили Хомейни отвергнуть видение Талекани и Санджаби постшахского государства. Хотя они оседлали тигра, который, как они считали, был их собственного изготовления, он был создан Хомейни, и он им командовал.

Массовые демонстрации в Тегеране в декабре означали конец шахского режима. В конце месяца он назначил Шапура Бахтияра премьер-министром переходного правительства, а через две недели после этого королевская семья уехала из Ирана в Египет. 1 февраля Хомейни вернулся в Иран. Через десять дней правительство Бахтияра было заменено правительством, назначенным Хомейни. Революция была завершена, но ее основание было еще впереди.

С точки зрения Хомейни, было три события, которые в совокупности составили основание Исламской Республики Иран. Каждое из них, взятое в отдельности, Хомейни мог бы счесть достаточным для того, чтобы формально соединить суверенитет, волю народа и трансцендентную цель в рамках нового государства. Однако факты на местах в конечном итоге вынудили Хомейни создать свою республику достаточно традиционным способом. Первым событием, которое могло бы послужить основанием для создания нового государства, стали массовые демонстрации, свергнувшие шаха. Здесь Хомейни мог бы сослаться на огромный митинг в Тегеране 11 декабря 1978 г., где около двух миллионов человек одобрили «хартию из семнадцати пунктов», требовавшую отмены монархии, признания Хомейни лидером и создания исламского правительства. Мишель Фуко, находившийся в это время в Тегеране, расценил это выступление как очень редкое, но тем не менее безошибочное проявление народной воли в «реальном мире».

К числу особенностей этого революционного события можно отнести то, что в нем проявилась — а это было свойственно немногим народам в истории — абсолютно коллективная воля. Коллективная воля — это политический миф, с помощью которого юристы и политические философы пытаются анализировать или оправдывать институты и т. д. Это теоретический инструмент: никто никогда не видел «коллективной воли», и лично я думал, что коллективная воля — это как Бог, как душа, то, с чем человек никогда не столкнется. Не знаю, согласны ли вы со мной, но мы встретили в Тегеране и во всем Иране коллективную волю народа. Что ж, надо отдать должное, такое случается не каждый день.

Однако Фуко также отмечал, что «у этой коллективной воли был один объект, одна цель и только одна — уход шаха». С этой точки зрения массовые демонстрации, происходившие до свержения шаха, были слишком тесно связаны с революцией, чтобы представлять собой основание.

Внутри революционной коалиции существовали кардинально разные трактовки того, какое государство демонстранты хотели получить на смену шаху, и каждая из этих трактовок, можно сказать, способствовала успеху революции.

Чтобы поставить точку в этих противоречивых толкованиях, Хомейни призвал провести общенациональный референдум по вопросу создания нового иранского государства. Помимо вопроса о том, можно ли успешно провести референдум по созданию нового государства, необходимо было решить два важных вопроса. Первый вопрос касался названия нового государства, второй — будет ли гражданам предложена альтернатива выбора. Первый вопрос Хомейни решил, выступая 1 марта 1978 г. перед огромной толпой в Куме. «Народ хочет, — сказал он, — исламской республики: не просто республики, не демократической республики, не демократической исламской республики. Не используйте этот термин — «демократическая». Это западный стиль». Подразумевая, что демократии не может быть места в правильно построенной исламской республике, Хомейни также сказал: «Демократия — это другое слово, означающее узурпацию Божьей власти править». Позже, призывая людей поддержать референдум, Хомейни вновь отстаивал выбранное им название: «Не «республика Иран», не «демократическая республика Иран», не «демократическая исламская республика Иран», а просто «Исламская Республика Иран». К тому времени «демократический» стал несколько опасным кодовым словом для либеральных элементов в революционной коалиции. С одной стороны, приставка «демократический», казалось бы, открывала простор для политических дискуссий и возможностей в процессе строительства нового государства. С другой стороны, как отмечал Хомейни, «демократический» ассоциировался с западными импульсами и доктринами, которые были анафемой для фундаменталистского духовенства.

Вопрос о том, следует ли предлагать народу альтернативы на этом референдуме, решался примерно так же. Консервативный аятолла Шариатмадари и многие другие настаивали на том, что иранский народ должен иметь на выбор несколько политических систем. Другие группы, придерживавшиеся более светских или марксистских взглядов, такие как Демократический национальный фронт, Федаи Хальк и Моджахеддин-и-Хальк, считали, что избирателям следует предложить проголосовать за конституцию после ее разработки, чтобы они могли лучше понять, какое правительство они одобряют. Эти требования были отклонены, и в бюллетене для голосования был просто задан вопрос: «Что вы предпочитаете: исламскую республику или монархию?». Опасаясь, что предстоящее одобрение исламской республики приведет к их дальнейшей маргинализации, Демократический национальный фронт, Национальный фронт, Федаи Хальк и курдские сепаратистские партии бойкотировали референдум. Поскольку голосование за монархию означало бы голосование за шахский (ныне не существующий) режим, более 98 % всех проголосовавших выбрали исламскую республику.

Хомейни, вероятно, рассматривал этот референдум как целесообразную тактику, которая несколько расходилась с его собственными политическими убеждениями. Последние, возможно, лучше всего были сформулированы в его выступлении 1963 г. против предложенного шахом референдума по «белой революции», в котором он заявил, что «референдум или национальное одобрение не имеют силы в исламе… и избиратели должны обладать достаточными знаниями, чтобы понимать, за что они голосуют. Следовательно, значительное большинство [иранцев] не имеет права голосовать [за референдум]». Верующие никогда не будут знать достаточно, чтобы решить, может ли то или иное политическое решение нарушать исламский закон. Это была задача духовенства. Референдум по вопросу о том, должен ли Иран стать «исламской республикой», обошел эту проблему только потому, что в бюллетене выбор был сделан таким образом, что избиратели в подавляющем большинстве случаев поддержали бы клерикальное правление.

Если бы фундаменталистскому духовенству удалось навязать свое видение того, какой должна быть «исламская республика», этот референдум мог бы стать окончательным. Но этого не произошло по нескольким причинам. Во-первых, фундаменталистский проект государственного устройства предусматривал главенствующую роль клерикального «лидера» верующих, а против этого принципа выступали практически все великие аятоллы, кроме Хомейни. Кроме того, клерикальные институты в шиитской традиции представляли собой довольно слабую модель для управления сложным индустриальным обществом. Отсутствие хорошей модели было, пожалуй, наиболее проблематичным, когда необходимо было провести различие между рутинной, технической политикой, которую могли бы проводить специализированные бюрократические структуры, и теми вопросами, которые духовенство должно было решать, поскольку они затрагивали и, следовательно, могли нарушать исламский закон. Поскольку граница между ними не всегда была очевидна, определение и контроль разграничения между ними требовали институтов более сложных и предсказуемых, чем харизматическая организация богословской семинарии.