Когда императрица, супруга Петра I, разрешилась от бремени Петром Петровичем{178}, царь побежал в Адмиралтейство, чтобы возвестить об этом городу колокольным звоном. Так как это случилось в полночь, то Петр нашел Адмиралтейство запертым, и часовой окликнул его: «Кто идет?» — «Государь». — «Нашел, что сказать! Разве его узнаешь теперь? Пошел прочь! Отдан строгий приказ не впускать никого». Петр забыл, что действительно отдал такой приказ. Слушая грубый ответ солдата, он внутренне радовался точному исполнению своих повелений. «Братец, — сказал он, — я действительно отдал такой приказ, но я же могу и отменить его; или как по-твоему?» — «Тебе, вижу я, хочется меня заговорить, да не удастся: проваливай-ка, не то я тебя спроважу по-своему». Царя это забавляло. — «А от кого ты слышал такое приказание?» — «От моего унтер-офицера». — «Позови!» Явился унтер-офицер. Петр требует, чтобы его впустили, объявляя, кто он. «Нельзя, — отвечает унтер-офицер, — пропустить никого не смею, и будь ты действительно государь, все равно не войдешь». — «Кто отдал тебе такой приказ?» — «Мой командир». — «Позови и скажи, что государь желает с ним говорить». Является офицер. Петр обращается к нему с тем же. Офицер приказал принести факел и, убедившись, что перед ним действительно был царь, отпер двери. Не входя в объяснение, Петр прежде всего стал молиться и потом звонил с четверть часа, собственноручно дергая веревку от колокола. После этого, войдя в казарму, он произвел унтер-офицер в офицеры, офицера в командиры, а последнего повысил чином. «Продолжайте, братцы, — сказал он, уходя, — так же строго исполнять мои приказания и знайте, что за это вас ожидает награда».

Насколько Петр I ценил храбрость в бою, настолько же ненавидел поединки. Он не оправдывал их ничем, как бы тяжко ни было оскорбление. «Неужели ты настолько глуп, — сказал он одному из своих генералов, — что железный клинок может, по мнению твоему, восстановить твою оскорбленную честь?» Если кто-либо из офицеров являлся к Петру просить разрешения на поединок, то уходил жестоко побитый; не оставался безнаказанным и оскорбитель, которого, смотря по степени вины, иногда с позором выгоняли из службы. В Москве Петру донесли на полковника Бодона, прапорщика Крассау, капитана Сакса и слугу последнего, что они нескольких человек убили на дуэли. Расследовав дело в продолжение нескольких часов, Петр приказал отрубить голову полковнику и повесить прапорщика. Что касается Сакса, то благодаря покровительству Меншикова он избежал казни, но был осужден на пожизненное тюремное заключение. Слуга Сакса получил тридцать ударов кнутом, от которых вскоре и умер [74] . После такой суровой расправы поединки стали очень редки в России.

Петр I распределял свои занятия на все часы дня и строго следовал этому распределению. Вставал он очень рано, иногда в три часа, и в течение нескольких часов занимался чтением; потом час или два точил, затем одевался и занимался государственными делами, причем вносил в свою записную книжку разные заметки и записывал нужные распоряжения. За этой работой следовала прогулка, состоявшая в посещении флота, литейно-пушечного завода, фабрик или строящейся крепости, всегда с записной книжкой в руках. В 11 часов, или несколько раньше, Петр садился за стол, с некоторыми лицами из своей свиты или с кем-нибудь из придворных. Получаса было достаточно для обеда и такого же времени для послеобеденного отдыха. Затем следовало посещение всех тех, которые утром были намечены в записной книжке. Петра видели по нескольку минут то у генерала, то у плотника, у чиновника или каменщика. Петр посещал школы, особенно же любил морское училище, где иногда присутствовал на уроках. Вечером Петр развлекался дружеской беседой или посещал ассамблеи, где много пил вина, играл в шахматы или затевал другие любимые игры, преимущественно детские, как, например, жмурки. Охота, музыка и тому подобные развлечения не имели для него никакой прелести. Шахматы он любил как потому, что игра вошла при нем в обыкновение, так и потому, что он был очень искусен в ней. Если в обществе, где он находился в чрезмерно веселом настроении от выпитого вина, кто-нибудь провинялся или раздражал его даже пустяками, то бывал бит жестоко. Меншиков и другие фавориты часто испытывали на себе тяжесть его руки. Спать ложился Петр в 9 часов, и с тех пор прекращалось всякое движение по улице, на которую выходила его спальня. Малейший шум пробуждал его, и этого особенно боялись.

Семейство Волковых получило известность в России. При Петре I один Волков был посланником в Константинополе, Париже и Венеции. Когда он возвратился в Петербург, Петр поручил ему перевести на русский язык книгу о садоводстве. Волков был человек способный; потому-то, может быть, эта работа так и надоела ему. Часто он затруднялся переводом технических мест, для которых в русском языке не находилось соответствующих слов. Утомленный таким неблагодарным трудом, он впал в меланхолию и зарезался.

Один капитан, по имени Ушаков, был однажды послан из Смоленска с чрезвычайно важными бумагами к киевскому коменданту. Пославший его генерал приказал доставить бумаги как можно скорее. В точности исполнив это, Ушаков подъехал к Киеву, когда городские ворота были заперты. Часовой просил подождать, пока губернатор пришлет ключи. Ушаков начал рвать и метать, разразился ругательствами на коменданта и часового, грозя гневом своего генерала, и полетел с бумагами обратно в Смоленск жаловаться на то, что ему не отперли ворот. Генерал арестовал Ушакова и предал военному суду, а сей последний изрек ему смертный приговор. Петр, по представлении приговора на его усмотрение, нашел поведение капитана слишком забавным, чтобы наказывать его. Он помиловал осужденного, послал ему дурацкий колпак с шутовскою одеждою и зачислил его в штат своих шутов, в числе которых Ушаков и состоял до смерти своего покровителя.

Этот же Ушаков должен был сопровождать Петра в его поездку по Саксонии. Петр приказал ему приготовиться в путь. Ушаков упросил состоявшего в свите аудитора написать для него следующее письмо к царю: «Благодарю ваше величество за все оказанные мне милости, но боюсь, что моим рассказам о них не поверят без какого-либо доказательства. Полагаю, что наглядным подтверждением для сомневающихся была бы лучшая лошадь из вашей конюшни» и пр. Петр улыбнулся, прочитав это шутовское послание, и подарил Ушакову лучшую лошадь. Такими путями Ушаков мало-помалу скопил себе капитал более нежели в 20 тысяч рублей.

Петр был чрезвычайно вспыльчив и в первую минуту гнева наказывал жестоко. Если в минуту раздражения ему не удавалось излить свой гнев, то, успокоившись и придя в себя, он подчинялся голосу справедливости. Известно, что он был искусен в токарном мастерстве. Станок его помещался в особой мастерской, при которой состоял Андрей Нартов {179} , токарный мастер и хороший механик, и один ученик, которого Петр любил за веселый нрав и прилежание. На обязанности последнего лежало снимать с Петра колпак при входе его в мастерскую. Как-то раз этот ученик вырвал нечаянно у Петра несколько волосков. Почувствовав боль, царь выхватил свой охотничий нож [75] , бросился за учеником и, вероятно, убил бы его, если б последний, зная вспыльчивость Петра, не успел вовремя убежать. На другой день, входя в мастерскую, Петр весело сказал Нартову: «Этот плутишка причинил мне таки порядочную боль, но, конечно, невзначай. Я рад, что он оказался осторожнее меня». Узнав от Нартова, что ученик не являлся, Петр послал за ним к его родным, велев передать, что простил его; но и там его не видали. Тогда Петр приказал оповестить свое прощение по всем частям города. Беглец пропал, и с тех пор Петр не видал его никогда. Он убежал в одну деревушку близ Ладожского озера, откуда пробрался в Вологду, где под чужим именем выдавал себя за сироту, потерявшего отца и мать и пришедшего из Сибири. Там один стекольщик приютил его из сострадания и обучил своему мастерству. У него беглец прожил десять лет. Уже долго спустя по смерти Петра он возвратился в Петербург и явился к прежнему хозяину, который представил его в Дворцовую контору. Его приняли как стекольщика. Этим мастерством он занимался при Анне и Елизавете.

Петр I, находясь в Кронштадте и утомившись дневными занятиями, лег отдохнуть и приказал часовому не впускать к себе никого. Пришел князь Меншиков. Имея свободный доступ к царю во всякое время и рассерженный задержкою часового, Меншиков хотел войти силою. Часовой его оттолкнул и пригрозил, что пустит в него заряд. Раздраженный Меншиков поставил возле пажа и приказал доложить себе, когда царь выйдет. Петр встал, и Меншиков принес ему жалобу на часового. Петр приказал его позвать. «Знаешь ты, кто это такой?» — спросил царь. «Да, государь, это князь Меншиков». — «Правда ли, что ты хотел ударить его прикладом?» — «И ударил бы, как всякого другого». — «За что?» — «За то, что он хотел войти вопреки приказанию вашего величества». — «Хорошо». Петр приказал принести три стакана водки. «Ну, Меншиков, пей за здоровье этого молодца, который производится в унтер-офицеры». Меншиков выпил и думал, что этим отделался. «Еще стакан, — сказал царь. — Пей, Меншиков, за здоровье этого унтер-офицера как за поручика». Меншиков повиновался с печальным лицом. «Третий стакан, Меншиков, за здоровье этого капитана». Как ни горько показалось вино фавориту, он выпил и третий стакан, но этим дело не кончилось. «Теперь, Меншиков, ступай и снабди нового офицера всем нужным прилично его чину, чтобы через три дня он мог явиться ко мне в надлежащем виде; а впредь не смей обижать тех, кто исполняет свой долг, или это, — Петр поднял трость, — научит тебя твоему долгу». Обратившись к солдату, Петр прибавил: «А ты молодец; исполняй всегда так же строго мои приказания, и я этого не забуду».