– Мои мозги говорят мне, что Урфину верить нельзя, – медленно проговорил он. – Но мое соломенное нутро… оно чувствует страх моих подданных. Я… я не могу обречь их на гибель. Я голосую… за.

Решение было принято окончательно. Ужасное, унизительное, но тем не менее. Волшебная страна соглашалась отдать себя в руки Урфина Джюса.

По залу пронесся стон. Дровосек закрыл лицо руками. Лев опустил голову. Рамина гневно шевельнула усиками.

– Но… – вдруг сказал Страшила, и в его голосе прорезалась слабая надежда. – Прежде чем мы отправим Урфину ответ… есть еще одна… последняя возможность.

Все удивленно посмотрели на него.

– Какая? – спросил Дровосек.

– Элли! – воскликнул Страшила. – Девочка из другого мира! Она уже однажды помогла нам, когда здесь правил Гудвин, ее домик убил Гингему, а потом она избавила нас от Бастинды! Может быть… может быть, она сможет помочь и сейчас? Она – другая, возможно, этот страх не властен над ней так, как над нами!

– Элли! – эхом повторил Дровосек, и его глаза блеснули. – Конечно! Девочка из Канзаса!

– Но как позвать ее? – спросил Фарамант. – Путь через пустыню и горы долог и опасен… Да и найдет ли она дорогу снова?

– Кагги-Карр! – Страшила повернулся к вороне. – Ты – птица, ты можешь пересечь пустыню и горы! Ты найдешь ее!

Ворона, до сих пор молчавшая, встрепенулась. Мысль о далеком и опасном путешествии была ей не по нраву, но вид отчаяния на лицах друзей и осознание гибельности принятого решения пересилили страх.

– Я… я попробую! – решительно каркнула она. – Я полечу! Только… что ей передать? Как объяснить ей этот ужас?

– Словами не опишешь, – покачал головой Страшила. – Нужно показать. Я нарисую.

Он схватил со стола чистый лист бумаги и кусок уголька. Его обычно твердая рука, державшая трость, слегка дрожала, но он принялся рисовать. Он не умел изображать радость или надежду, но страх и отчаяние, разлитые сейчас в воздухе, сами водили его рукой. На листе появились маленькие, скрюченные фигурки Жевунов, Мигунов, Болтунов, жителей Изумрудного города… Все они плакали навзрыд, закрыв лица руками, их плечи тряслись от горя, спины были согнуты под непомерной тяжестью невидимого гнета. Весь рисунок дышал безысходностью и мольбой о помощи.

– Вот! – сказал он, протягивая мрачный рисунок вороне. – Покажи ей это. Пусть увидит, что стало с нашей страной. Лети, Кагги-Карр! Лети так быстро, как только можешь! Передай Элли, что Волшебная страна в беде! В страшной, непонятной беде! И скажи… скажи, что мы ждем ее. Мы будем ждать… прежде чем сдаться тьме.

Кагги-Карр осторожно взяла сложенный лист и привязала к своей лапке. Она еще раз обвела взглядом полные тоски лица друзей, решительно кивнула, взмахнула крыльями и стрелой вылетела в окно. Ее маленький темный силуэт быстро растаял в небе, унося с собой единственную, хрупкую надежду Волшебной страны, погружающейся в безликий страх. А в тронном зале дворца Гудвина повисло тяжелое, гнетущее ожидание.

Это началось не сразу. Не как внезапный порыв ветра, срывающий листву, а скорее, как медленный рассвет после долгой, душной ночи. Сначала просто показалось, что дышать стало легче. Потом Жевун, рыдавший в три ручья над сломанным цветком, вдруг умолк, удивленно посмотрел на свои мокрые ладони и пожал плечами – причина слез внезапно испарилась. Мигун, отчаявшийся починить капризный механизм, вдруг услышал знакомый щелчок – деталь встала на место. Болтун, собиравшийся излить на соседа ушат ядовитых сплетен, вдруг почувствовал непреодолимое желание рассказать ему свежий анекдот.

Необъяснимая тень, окутавшая Волшебную страну, таяла. Липкий, беспричинный страх, сжимавший сердца, отступал, оставляя после себя лишь легкую слабость и недоумение. Кошмары перестали мучить спящих. Раздоры утихали, сменяясь растерянным примирением. Краски мира, потускневшие под налетом ужаса, снова обретали свою яркость.

В Изумрудном городе Страшила Мудрый вдруг почувствовал, как мысли в его соломенной голове прояснились, словно с них смахнули паутину. Железный Дровосек с удивлением ощутил, как его шелковое сердце снова забилось ровно и тепло, без прежней тревожной дрожи. Смелый Лев лениво потянулся, чувствуя, как уходит беспричинная злость, и ему захотелось просто понежиться на солнышке. Виллина и Стелла почувствовали, как их иссякавшее волшебство снова наполняет их силой, светлой и чистой.

Весть о том, что страх ушел, распространялась молниеносно. И почти одновременно с ней пришла другая весть: Урфин Джюс, угрюмый столяр из Когиды, тот самый, кто поставил условием своего спасения полную власть над страной, покинул свою деревню и движется к Изумрудному городу.

Его появление у ворот столицы не было похоже на триумф завоевателя. Урфин шел один, без охраны, без свиты. На плече его, как всегда, сидел невозмутимый Гуамоколатокинт. Сам Джюс выглядел утомленным, но спокойным. Он не выкрикивал приказов, не требовал почестей. Он просто шел по дороге, вымощенной желтым кирпичом, к городу, который еще вчера трепетал перед его ультиматумом.