Тот день Даша запомнила как самый безмятежный в жизни. Они танцевали под музыку с ее смартфона, валяли дурака, съели и выпили все запасы и чуть не проломили старенький заслуженный диван. В дашином карманном зеркальце Данил вполне отражался, кстати.

Гуляли по участку. Данил вглядывался в мир новыми, странными глазами, говорил, теперь все немного иначе, он слышит и чует не так. Объяснить детально, впрочем, не брался.

Подошли к гаражу. Данилова улыбка пропала, когда он потянул створку. Поглядел на свою бывшую обитель. На грязную, с черными пятнами, тронутую тлением, когда-то белую обивку внутри. Оттуда все еще неприятно пахло, Даша поморщилась. Ей на минуту стало страшно и гадко. Сказала, обняв Данила за плечо:

— Как-то надо от него избавиться. Не оставлять же. Хозяйка не оценит.

— Да уж, подарок. Слегка подержан, пробег всего два месяца. Выставим на продажу на авито. Даш, не волнуйся, я просто закопаю его вечером, по темноте. Лопату я тут видел.

Даша предлагала Данилу оставшийся ей фонарик, но он отказался. Сослался, что лунного освещения хватит, и лучше не привлекать внимания. Луны убыло ненамного, света хватало. Но на самом деле он хотел кое-что проверить.

Могила для пустого гроба углублялась возле кустов, у забора, но усталости Данил (или как ему теперь себя называть? Данил-два? Дубль-Данил? Зовите меня Даниил-Лазарь?) не ощущал вовсе. Как и сонливости. Он совсем привык не дышать, новое тело не только не утомлялось, но и не потело. Оставалось сильным (насколько?) и бодрым.

Как сильно его побило тогда? Никаких следов увечий, переломанных костей, пропал даже маленький шрам у основания большого пальца на левой руке, памятка подвернувшейся в детстве на заборе колючей проволоки.

Он не удержался. Попросил у Даши маникюрный набор. Ногти не отросли, сказки, будто они растут у покойников. Но пока она не видела, царапнул себя по тыльной стороне руки. Не больно, скорее неприятно, словно прикосновение проводка под током. Нажал — кожа разошлась, а кровь не выступила. Он убрал острие, розовая ранказакрылась… через минуту царапина побелела, через две пропала. Чистая кожа младенца с температурой градусов в двадцать-двадцать пять. Градусника в доме не нашлось. Пульса у себя он не нащупал, как ни старался. Вот так.

Читал он при жизни про зомби. Про настоящих, гаитянских. Как их там, лоа с культом барона Субботы. Давали беднякам ядовитый настой. Печень начинала работать вместо вставшего сердца, ох, шутники-ученые. Еле таскающийся труп без памяти и мысли. Ну нет, бросьте. Ничего с памятью не стало. Научный у тебя ум, зомби по имени Данил. Экспериментаторский.

Лунный свет новым глазам скорее мешал. Он шагнул в тень гаража. часто замигал — предметы стали отчетливее, контрастнее, на потолке пролегла слабая голубоватая линия. Так это провод к лампочке. Остаточное напряжение, или как там?

Слуха коснулся слабенький звук, вроде скрипа. Потом еще и еще. Лунный свет в приоткрытых воротах перечеркнула черная крылатая фигурка. Летучая мышка! Вот кто пищит в ночи. Пищит ультразвуком.

Запах удалось отключить, и удивительно легко.

Данил поправил животворящую сумочку на поясе. Запер крышку своего несостоявшегося одра, легко и без эмоций поднял гроб и вынес наружу. Почти ничего не весит, что ли. Нет, весит. Только и два таких легко бы унес. Он свалил груз в яму, взял лопату и начал забрасывать. Земля стучала гулко и шелестела, осыпась с крышки. И когда накидал верхний слой, Данил позволил обонянию работать. Странно, как такой простой навык не дается людям. Живым.

Тонко пахло ромашкой и густо — жирными лопухами. Еще, кажется, клубникой. Да, одичала, но надо поглядеть, вдруг найдется пара ягод для Даши.

Стихийное бедствие в драной куртке. Что мы будем делать-то теперь.

— Ты не думал про родителей?

— Думал, Даш. Как я являюсь к ним под ручку с тобой. Вот таким, белым и холодным. И что начнется после. Меня, грешного упыря, отправят в лабораторию подальше и посекретней… а там разрежут на сотню маленьких Данилок. Бессмертный универсальный солдат, золотое дно. Фильм такой был. Так себе кинцо, но идея-то ясна.

— Не смешно.

— Мне тоже. Хотя я и так больше не умею смеяться.

Первого сентября пошел дождь. Дети, в школу собирайтесь, мир оплакивает вас. На дашиной памяти и на родине, с далеко не питерским климатом, все ее школьные годы чудесные — первого сентября всегда шел дождь. Кажется, классе в восьмом закон природы дал сбой и она пришла в школу сухой, но ничего, дождь тогда хлынул после обеда. А уж в славном Петербурге, столице небесных хлябей…

Надо было как-то возвращаться. В город, на работу, к почти нормальной жизни. Думать, как быть Данилу теперь. Без бумажки ты букашка, а где взять поддельные документы, они не знали. В нынешнее время все сложно, пробить даже идеальные бумаги по базам данных дело пары минут.

Два дня спустя они собрали вещи, и Даша вызвала такси.

Лист, если верить классику, прячут в лесу. А мертвый лист в мертвом лесу [18] . Петербург — каменный зомби, поглотил еще одну пару после загородного отдыха.

Сверните с Лиговского к Обводному, и из имперской столицы попадете в лабиринты проходных дворов, обшарпанных желто-пегих домов, где свободно ориентируются, кажется, одни местные тощие кошки.