Я поиграл с краями книги в мягкой обложке, которую держал в руках. «Я собираюсь поехать в Гарвард этой осенью». Я удивился этому признанию. Я не знала почему, но Сил внезапно напрягся, и его глаза, которые были такими открытыми и уязвимыми, быстро потускнели и убрали любую уязвимость, которую он обнажал. Я видел, как язык его тела изменился с открытого на оборонительный, и его обычные высокие стены быстро восстановились.

— Пора идти, — холодно сказал он и взялся за весла.

В замешательстве я сказал: «Я что-то сказал…»

«Я сказал, что мы возвращаемся . Я здесь закончил, — резко проговорил он, голос не вызывал возражений. Озноб пробежал по моим костям, и я попытался подумать о том, что только что произошло. Что его вывело из себя.

Мы больше не разговаривали, пока он вел нас назад. К нему вернулась та же грань разочарования, и он направился к берегу общежития, так же резко, как и мы, его демоны снова присоединились к нему.

Когда мы подошли к берегу, я увидел Дилана, сидящего на выступе, который мне нравилось занимать. Он помахал нам рукой, и всего через пару минут мы пришвартовались. Сил первым выпрыгнул из лодки, затем дернул ее до упора, и мы снова оказались на песке, усеянном камнями.

Я хотел выбраться наружу, но почувствовал, как рука Сила крепко сжала мою. "Могу я?" — спросил он отстраненно и положил руки мне на талию, когда я кивнула. Он вынес меня из лодки, а затем мягко положил на берег. То, как он заботился обо мне физически, прямо противоречило тому, как он со мной разговаривал. Он поймал мой обеспокоенный взгляд на пару секунд, открыл рот, как будто хотел что-то сказать, объяснить, но затем, не сказав ни слова, ушел в общежитие. Я смотрела, как он уходит, сердце застряло у меня в горле.

— Привет, Сав, — сказал Дилан, спрыгивая с края уступа и направляясь ко мне. Я все еще смотрел вслед Силу. Дилан проследил за моим взглядом. — Ходил грести?

Я кивнул, не желая делиться ничем из прошедшего часа. Я не знала почему, но время, проведенное в лодке, казалось мне личным, только моим и Силом. Я увидел в нем проблеск другой стороны. Он… он показал мне сломленного мальчика, находящегося под гневом, опустил свой огненный щит.

Я хотел помочь ему.

«Похоже, с ним сложно познакомиться», — сказал Дилан, указывая на дверь, через которую только что прошел Сил. «Иногда может быть довольно страшно».

Я посмотрел на своего друга. «Я не верю, что он опасен. Он… — Я вздохнула, все еще чувствуя себя смущенной. «Ему больно», — сказала я и услышала защитный тон в своем голосе. Я поняла, что он показался мне агрессивным и неприступным – даже по отношению ко мне. Но то, как он вел себя на лодке… такой тихий, побежденный… было очевидно, что он находился в такой сильной агонии, что это казалось интуитивным.

— Я знаю, — сказал Дилан с ноткой вины в голосе. Он переступил с ноги на ногу. — Трэвис сказал, что Сил играл в хоккей. Я знал это. Но Дилан сказал: «Например, хоккей высокого уровня. То есть он собирался стать профессионалом или, по крайней мере, мог это сделать. По крайней мере, он пошел бы в колледж, чтобы играть, а затем отправился бы в НХЛ. Играл в юниорском хоккее за сборную США. Он был их суперзвездой». Кусочки разбросанной головоломки Сила начали складываться воедино.

«Я привык к холоду…»

Меня захлестнула волна защиты. «Я не уверен, что Трэвису следует делиться историей Сила». Дилан, казалось, был озадачен резкостью моих слов. Я тоже был. Но я имел в виду их. Наши истории принадлежали нам, и мы могли ими поделиться, когда были готовы.

«Я думаю, Трэв просто немного поражен», осторожно сказал Дилан. «Трэвис безвреден, Сэв. Болтливый и без фильтра, но безобидный». Дилан наклонил голову в ту сторону, куда только что вошел Сил. «Когда Трэвис сказал, что Сил хорош, я думаю, это было преуменьшение. Судя по всему, он побил все известные рекорды для своей возрастной группы и даже некоторых за ее пределами. Судя по всему, он был самой многообещающей звездой хоккея, которую юношеская лига видела за последние годы. Потом он просто… перестал играть».

В последнем слове Дилана присутствовало преимущество знания, и мне стало ясно, что Трэвис точно знал, почему Сил перестал играть, знание, которое он передал Дилану. Но я не хотел знать. Если Сил когда-нибудь захотел рассказать мне, почему он был здесь, почему он перестал играть в хоккей, я хотел, чтобы он сам это решил.

— Я пойду почитать, — сказал я, меняя тему. Дилан казался застывшим и неуверенным, не расстроил ли он меня. Он этого не сделал. Но я чувствовал… защиту Сила. Я не особо задумывался о том, почему. "Ты идешь?"

Дилан с облегчением улыбнулся и обнял меня за плечи, а затем повел нас внутрь, болтая обо всем и обо всем. Мы расположились в гостиной. Я читала о поэтах у ревущего костра, о Дилане, Трэвисе, Джейд и Лили, смотрящих и оценивающих британские ситкомы по телевизору.

Наступила ночь, звезды рассыпались по небу, и я закрыл уже законченную книгу. Я уже собирался лечь спать, когда заметил Сила в нише коридора, сидящего на мягком сиденье у окна, скрестив руки на груди, в наушниках и смотрящего в окно.