Мы всегда смеялись.

Я скучал по этому звуку. Но… я только что рассмеялся .

Возможно, я был не так сломлен, как мне казалось.

— Нам скоро придется поговорить, Сил, — сказал Лео, но мое тело было напряженным, и я просто не мог заставить себя сделать это. Я хотел быть лучше. Я хотел, чтобы Лео и Миа помогли мне, но я просто не знал, с чего начать.

Лео откинулся на спинку стула. Мы находились в красной комнате с первого дня нашего приезда сюда. Все наши групповые занятия проводились здесь. Я не участвовал. Но я слушал, и это было улучшением по сравнению с большинством предыдущих сессий.

— Когда дело доходит до самоубийства, — осторожно сказал Лео, — особенно заметно у мужчин отсутствие разговоров. При этих словах мое тело замерло. Все мои мышцы сжались, а кости превратились в камень. Лео подался вперед в своем кресле. Мои глаза упали на землю. «Разговоры спасают жизни». Лео положил блокнот на пол рядом с собой. «Около восьмидесяти процентов всех самоубийц в США — мужчины. Это один из наших главных убийц». Я почувствовал, как внутри меня кипит гнев. Ему не обязательно было мне это говорить. Я знал это. Я исследовал это. — Я беспокоюсь за тебя, Сил, — сказал он, и на этот раз я встретилась с ним взглядом. «Вы не разговариваете с нами. Ты даже не упоминаешь своего брата. Не только по имени, а вообще . Я знаю, что ты немного открылся Саванне, но мы с Мией здесь, чтобы помочь тебе в этом. Мы здесь, чтобы помочь вам профессионально. Чтобы дать вам инструменты для движения дальше».

Лео сцепил руки вместе. «Мне нужно, чтобы ты знал, что нет ничего ты мог бы это сделать», — сказал он. Я почувствовал знакомую вспышку гнева внутри меня. Только там, где раньше оно вырывалось из меня сквозь крики, вопли и кулаки сквозь стены, с тех пор, как я был с Саванной, теперь оно мгновенно угасло и превратилось в чувство вины, стыда и печали. Это было настолько сильно, что даже болело, когда оно поселилось внутри меня. Потому что я не поверил Лео. Он не знал меня и Киллиана. Он не знал, насколько мы были близки. Как тесно переплелись наши жизни. Я должен был знать, что с ним что-то не так. Как я это пропустил? Как я позволил ему умереть?

Моя нога начала подпрыгивать от волнения. Я открыл рот, чтобы попытаться заговорить, но ничего не вышло. Как будто у меня возникал мысленный блок всякий раз, когда я хотел попытаться поговорить об этом, высказать свою боль, стыд и страхи.

Лео проверил часы на стене. — На сегодня наше время закончилось, Сил. Я вскочил со своего места, мне нужно было выйти из комнаты. Прежде чем я добрался до выхода, Лео сказал: «Я знаю, что это тяжело. Поверь мне, сынок, я знаю . От того, как он это сказал, у меня по спине пробежала дрожь. Сделал ли кто-то из его близких то, что сделал Киллиан? Если да, то как он двинулся дальше? «Но чтобы помочь тебе вернуть себе жизнь, нам нужно начать говорить». Выражение лица Лео было серьезным и умоляющим. Когда я не отреагировал, он сказал: «Я сегодня снова разговаривал с твоими родителями». Мой желудок упал. «Я сказал им, что с тобой все в порядке. Они сказали, что ты по-прежнему игнорируешь их звонки и сообщения». И снова он позволил невысказанным словам повиснуть между нами.

Он был прав. Я до сих пор не позвонил им ни разу с тех пор, как меня не было. Старались звонить каждый день в одно и то же время, где бы я ни был. Они тоже писали каждый день. Особенно мой папа. Я оставил их все на чтение.

Мне нечего было им сказать.

Я вышел из комнаты и позволил липкому индийскому воздуху обволакивать мою кожу. Я шел бесцельно, погруженный в свои мысли. Я просто не знал, как открыться. Я не чувствовал, что когда-нибудь смогу это сделать. На ум пришло лицо Саванны. Я рассказал ей о Киллиане. Я сказала ей, что он покончил с собой. Но я больше ничего не сказал. Не рассказал ей о той ночи, о том, что я видел…

Я не знал, смогу ли я когда-нибудь это сделать.

Я повернул за угол курорта и увидел Саванну и Дилана, сидящих вместе за столиком в кафе и пьющих кофе. Она слушала его речь. Она слушала так внимательно, так хорошо. Она никогда не осуждала, никогда не заставляла меня чувствовать себя глупо. От одного только взгляда на нее мои мышцы расслабились, а плечи опустились. Меня до сих пор удивляло, как другой человек мог оказать на меня такое влияние.

Возможно, однажды я смогу рассказать Саванне все о Киллиане. Как он укреплял меня, когда я был слаб, или как он учил меня, как наносить пощечину. Или как я его нашел… как на последнем изображении моего старшего брата он исчез по своей воле, хромая у меня на руках.

Волна эмоций захлестнула меня, и я нырнул обратно в коридор. Я увеличил скорость до тех пор, пока не побежал. Я выбежал на беговую дорожку и просто пошел дальше. Я не мог говорить об этом с Саванной. Она оплакивала свою сестру, ежедневно боролась, не поддаваясь тревоге. Ей не нужны были и мои проблемы, которые ее отягощали.

Итак, я побежал. Я бежал и бежал, пока не устал. Пока всепоглощающая печаль, которую вызвала моя беседа с Лео, не утихла. Я бежал до тех пор, пока не мог больше ни о чем думать. Пока я не устал так сильно, все, что мне хотелось, это спать.

И снова я успешно убежал от смерти моего брата так быстро, как только могли меня нести ноги. И я не был уверен, как это может когда-либо измениться.

Сегодняшнее занятие проходило на свежем воздухе, в уединенной беседке с видом на бирюзовое море. Мириам была нашим терапевтом в этом вопросе. У нас были дни групповых занятий и индивидуальных занятий. У нас были дни йоги и прогулок по окрестным маршрутам, медитации и музыкальной терапии.

Сегодня было искусство. Живопись, если быть точным.