Снег бесшумно падал вокруг нас — пьянящее сравнение с золотым пляжем, на который он приземлился. Над нами было полно звезд, а между облаками их было много. Сцепив пальцы с пальцами Сила, я спросил: — Что ты думаешь о северном сиянии? Сил напрягся подо мной. Я просто сжал его руку крепче.

«Они были невероятными», — сказал он, — «Но… я думаю, что часть меня, которая должна испытывать радость, онемела». Я прислонился к нему спиной. «Иногда я задаюсь вопросом, смогу ли я когда-нибудь снова почувствовать что-нибудь во всей полноте. Гнев был единственным, что когда-либо заставляло меня что-то чувствовать. Может быть, поэтому я так долго держался за это. Возможно, даже несмотря на то, что это было токсично, это было лучше, чем ничего ». Я позволил этому повиснуть в воздухе между нами несколько минут.

— Поппи верила в рай, — сказала я и снова обнаружила, что смотрю на Пояс Ориона. «Ей никогда не было грустно из-за того, что она умирает», — сказал я, пытаясь скрыть боль в голосе. «Я никогда не мог понять, как она не боялась того, с чем столкнулась. Но ее вера была настолько сильна, что не оставляла в ее сердце места для сомнений».

"Во что ты веришь?" — спросил Сил, обнимая меня крепче.

— Честно говоря, не знаю, — признался я. «Я всегда любил науку. Как и окончательные ответы, которые он может дать». Я пожал плечами. «Но когда дело доходит до смерти, нет никакой определенности, за исключением того, что однажды мы все столкнемся с ней». Я поднял наши соединенные руки и провел свободной рукой по пальцам Сила; они были грубыми, но казались мне такими идеальными. «После смерти Поппи я прочитал все, что мог, о научных исследованиях смерти. Но правда в том, что мы никогда не узнаем, что произойдет, пока не доберемся туда». Я указал на наши соединенные руки вверх, в небо. «Звезды — это энергия, и люди — тоже энергия. Вся Вселенная состоит из энергии. Некоторые видят в этом науку, а некоторые называют эту энергию Богом». Я покачал головой. «Я склоняюсь к науке. Мне кажется, это наиболее правильно». Я вздохнул от тяжести этих вопросов. «Все, что я знаю, это то, что есть нечто большее, чем я могу когда-либо постичь».

Я улыбнулся, когда падающая звезда пролетела по небу. «Мне нравится думать о Поппи как о звезде». Жертва, которая стоила мне признания, была всепоглощающей. я не сказал один человек это. Даже мой терапевт. Ни мои родители, ни даже Ида. «Наверное, это звучит смешно».

— Это не так, — сказал Сил, его понимающий тон сразу успокоил меня. «Это прекрасно», — сказал он, и в этот момент я влюбилась в него чуть больше.

Я смотрел на снег и звезды, которые смотрели на нас сверху вниз. «Теперь, когда я знаю, что она там, небо выглядит еще красивее», — сказал я и почувствовал, как отгороженная часть меня рухнула. «Звезды становятся ярче, зная, что она живет среди них». Я улыбнулся про себя. «Иногда я сижу часами, пытаясь найти ее. Но это невозможно. Затем я сталкиваюсь с тем, сколько звезд на небе. И мне вспоминается, сколько миллионов людей потеряли тех, кого они любили. Горе заставляет вас чувствовать себя изолированным и одиноким. Но правда в том, что это наименее одинокое состояние».

Я повернулась к Силу и обвила его шею руками. "Это нормально?" Я прошептал.

«Конечно», — сказал он и обследовал каждый дюйм моего лица. «Ты сделала для меня эту поездку намного лучше», — сказал он и поцеловал меня в губы. «Ты делаешь мою жизнь лучше». Я обняла его на этом заснеженном пляже, под небом, полным бесконечных звезд.

Мы делали друг друга лучше. И когда Сил откинул мою голову назад и снова поцеловал мои губы, я позволила себе упасть полностью. Никакого сдерживания, никакого страха в моем сердце. Я бы позволил Силу поглотить меня, а ему — меня.

Потому что, когда ты теряешь что-то столь ценное, когда появляется что-то бесценное, ты обнимаешь это обеими руками.

И ты никогда не отпускаешь это.

Слияние душ и открытые сердца

Сил

Осло

Несколько дней спустя

ЗНАКОМЫЙ КАТОК В ОСЛО был пуст, поздний час всех отогнал. Это еще не был комендантский час, но улицы по большей части были пусты. Я сидел на скамейке, просто смотрел на лед и привязывал коньки. Это была мышечная память, завязывающая эти шнурки. Ощущение лезвия под подошвой было для меня таким же утешением, как если бы я сидел перед ревущим огнем. Белый туман клубами клубился изо рта, и я встал. Волна возбуждения пронеслась по моим венам, ощущение было настолько неожиданным, что я почти потерял равновесие.

Мне потребовалось семь шагов, чтобы достичь края катка. Я поставил конек на лед. Я закрыл глаза и, на счет пять, двинулся вперед. В ту минуту, когда холодный ветерок пробежал по моим волосам, все, казалось, встало на свои места.

Я открыл глаза и остановился в центре катка. Нагнувшись, я положил ладонь на лед, как сделал несколько дней назад. Только на этот раз я не позволил этому чувству сломить меня. Я не думал о Силле. Я просто оставался в настоящем моменте, пребывал в эйфории от возвращения на каток, холод просачивался в мои кости.

Я подъехал к краю катка, рассматривая весь лед передо мной. И точно так же, как я делал это много тысяч раз раньше, я оттолкнулся и помчался по льду на такой быстрой скорости, что горечь ветерка щипала кончики моих ушей. Мои щеки начали болеть, когда я летел круг за кругом, кружа по катку со знакомой легкостью. Мои щеки снова заболели, и я почти подкосилась, когда поняла, что это произошло из-за того, что я улыбалась.

Мои руки сжались, и мне захотелось держать в руках хоккейную клюшку, шайбу, в которую можно было бы ударить, и сетку, в которую можно было бы целиться. Но этого… просто этого пока было достаточно. Это, а также счастье, наполняющее мое сердце, когда я продолжал набирать скорость, настолько быстро, что казалось, будто я лечу.

Затем я услышал смех — гордый и полный эмоций смех. Я резко остановился, распыляя лед на доски, и обнаружил на другой стороне Саванну, закутанную в пальто, шляпу и перчатки, с глазами, сияющими… гордостью.

— Сил, ты… ты… — сказала она, но у нее кончились слова. Ей не нужно было ничего говорить. Даже отсюда я чувствовал, как она мной гордится.

Это было необычное чувство, когда я осознал, что тоже горжусь собой. И что этот момент не был связан между мной и Киллианом. Эта радость от катания, от хоккея принадлежала только мне. Мне очень нравилось это чувство.