Глава 23

— Кобылья сиська!.. — с дикой злостью заорал Лекса, но не услышал сам себя.

Ущелье вмиг превратилось в гигантскую центрифугу, ветер выл и визжал, словно тысяча разъяренных ведьм, слепил, норовил сбить с ног и растерзать. Алексей прикрыл глаза обратной стороной локтя, попытался осмотреться, но ничего, кроме пляшущих бешеную джигу снежных вихрей вокруг не увидел. Непроницаемая ледяная мгла сковывала тело, заставляла реже биться сердце, а мозги начали неотвратимо заполоняться безнадежным, липким ужасом.

— Ну, давай же… — Лекса намотал на руку повод и попытался стронуть с места лошадь, но она бешено упиралась, не двигаясь с места, и только крупно вздрагивала всем телом.

Из темноты вдруг вынырнул Мерген, беззвучно щеря рот, и тоже вцепился в повод.

И лошадь пошла, а еще через несколько минут визг ветра неожиданно стих, а Алексей обнаружил, что находится в какой-то извилистой и глубокой щели.

В сердце плеснулась радость, но мозги сразу же резанула отчаянная тревога.

— Назад, сука, остальные… — хрипло заревел сам себе Алешка, попытался протиснуться обратно, но Мерген замахал руками, сильно толкнул Алексея назад и, гневно залопотал, мешая таджикские слова с русскими.

— Иди! Рав! Твоя иди туда! Рав, хари бесавод!

— Да пошел ты! — прохрипел Алексей, сгоряча занес руку, чтобы ударить проводника, но сразу же опустил ее, потому что увидел, как в щель одну за другой контрабандисты втаскивают остальных лошадей.

— Вот! — радостно ощерился таджик. — Зачем бояться, дурной аккулах? Мерген сказал — сделает! Вы как дети, снег пугаться. Я все знаю!

аккулах – буквально, белое ухо, обидное прозвище европейцев в Средней Азии.

Лешка снова подавил желание ему врезать, протащил лошадку дальше, чтобы пропустить остальных, но успокоился только тогда, когда пересчитал весь состав группы — к счастью никто не отстал и не заплутал.

— Быстро, быстро, туда! — громко командовал Мерген, тыкая рукой в глубину прохода. — Туда! Почему стоите? Иди туда, огонь будет, тепло будет!

— Бляяя… — прохрипел Модя и сполз по стенке. — Думал… все…

Остальные тоже едва держались на ногах. Все покрытые изморозью, с красными, обожженными морозным ветром лицами и пустыми от дикой усталости глазами, красноармейцы были похожи на живые трупы.

Лешка вздернул Модеста за шиворот и подтолкнул в ту сторону, куда показывал таджик, а когда пропустил всех, сам побрел за ними, таща на поводу свою лошадку.

Проход быстро расширился, а потом привел в пещеру. Внутри резко пахло лошадиным навозом и прелым сеном, со щели на потолке падал слабый луч света, освещая сложенный из камней грубый очаг посередине, но все вокруг терялось в темноте.

Мерген разразился очередной длинной тирадой на своем языке. Контрабандисты сразу начали суетиться вокруг лошадей, а его сын Довлет принялся разжигать костер.

— Он говорит, что надо снимать седла и груз, — перевел Бердыев. — Будем ждать, пока буря пройдет, кушать и спать…

— Сколько ждать? — всполошился Лекса.

— Говорит, день или два, скоро все пройдет.

Алешка облегченно выдохнул: даже с задержкой времени оставалось достаточно. Маршрут рассчитывали с недельным запасом.

— Расседлывайте…

Ярко вспыхнул костер, темнота раздалась, сразу стало заметно, что пещера давно обжита. У одной стены расположились импровизированные стойла для лошадей, напротив стойл темнели аккуратно сложенные тюки сена, еще какой-то поклажи, поленницы дров и лежанки. Дальнюю сторону все еще скрывала мгла, оттуда доносилась отчетливая капель.

Суета разогнала усталость, но когда Алексей расседлал своих лошадей, он почувствовал, что уже не стоит на ногах. Сразу же навалилась страшная слабость, захотелось здесь же на месте лечь, скрутиться в калачик и просто заснуть. Лекса едва нашел в себе силы, чтобы отдать распоряжения.

— Юсуп, Фрол, вы на часах. Через час разбудите меня и Модю. Внимательней…

Но тут по пещере поплыл аромат жирного варева, а желудок сразу скрутило голодной болью, моментально прогнав сон.

— Бери! Жирный, вкусно! Очень вкусно! — Довлет притащил древнюю глиняную расписную плошку, доверху заполненную жидкой кашей с кусками баранины и кусок черствой лепешки. — Бери, бери, кушать! Очень вкусно, жирный баран, горячий!

Сын предводителя контрабандистов, парнишка возрастом лет пятнадцати, всю дорогу вился вокруг Лешки, всячески оказывал ему почтительное уважение и предугадывал любое желание. Его отец Мерген неодобрительно косился на это, но открыто не запрещал, хотя на стоянках ворчливо ругал сына за суетливую услужливость — обзывал ишаком и дураком, причем, специально на русском, видимо для того, чтобы русские понимали.

Предводитель контрабандистов, в свою очередь, вел себя с красноармейцами очень независимо, даже грубовато, всячески показывая свою значимость. Но при этом, ничего опасного Лешка в нем так и не рассмотрел. Ну, человек, ну характер такой, не жалующих новую власть много.