К башне уже стянулись почти все «тройки». Алексей расставил бойцов по местам, приказал держать оборону, а сам подозвал к себе Модю.

— Дверь в башню, ставь заряд.

— Есть, командир… — Модест начал стаскивать с себя рюкзак.

Через несколько минут саданул мощный взрыв, дверь вместе с большим куском кладки вбило внутрь. Еще не опала пыль, как изнутри истошно заорали:

— Мы готовы на переговоры! Не стреляйте!

Алексей криво усмехнулся и тихо поинтересовался у Кости.

— Ну что, братка, поговорим?

— Ага, — Костик вскинул пулемет на сгиб руки. — Поболтаем…

Алексей приказал Бердыеву.

— Переводи. От себя ничего не добавляй, жизнь не обещай.

Короткие переговоры закончились тем, что во двор вышло полтора десятка басмачей, среди которых неожиданно оказался Мухаммед-бек.

— Где турок? — Алексей шагнул вплотную к худощавому мужчине в круглых черных очках и каракулевой шапке.

— Он застрелился, — басмач спокойно пожал плечами. — На все воля Аллаха. Я готов сотрудничать.

Шир Мухаммед-бек Гази, он же Курширмат, единственный из всех пленных вел себя очень спокойно и даже улыбался. Раненый Ибрагим-бек кривился, стонал и ругался, Хал-ходжа громко и истерично молился, не сводя плавающих зрачков с неба, Мухаммед-бек корчил непонятные рожи и зачем-то быстро мигал обоими глазами. Остальные, имен которых Алексей не знал, нервно и зло переглядывались.

— Я тоже готов! — быстро выкрикнул Мухаммед-бек. — Мы договоримся.

Курширмат на него покосился и сплюнул.

Алексей кивнул, вскинул Мадсен, в упор расстрелял басмачей, а потом тихо прокомментировал для остальных бойцов:

— Приказ был брать в плен только по возможности, в случае невозможности доставить в расположение — приказано ликвидировать. Возможности доставить пленных, у нас нет. Задача выполнена. Уходим…

Возражений не поступило.

Отступление прошло благополучно, живые басмачи либо уже успели сбежать или притворялись мертвыми. Никто даже не пытался нападать. Обратно шли мимо обломков аэроплана.

— Вот же гадский папа!!! — удивленно ахнул Костик. — Братка, узнаешь? Да это же тот полоумный…

Алексей утер пот с лица, присмотрелся, а потом с диким удивлением увидел, что возле обломков сидит на камне военлет в кожаном реглане и щегольском белом шарфе. На первый взгляд живой и невредимый, правда странно дергающий головой, словно курица при ходьбе.

И это был военлет Алеша Попович.

— Да ну нахлен?!! — Жень ошарашено уставился на летчика. — Его сто, бессмелтная?

— Господи спаси и сохрани… — Модя быстро перекрестился. — Так не может быть, надо его палкой тыкнуть, может все-таки мертвый? Или сразу застрелим? Тьфу ты, нечисть, Господи спаси и сохрани…

Военлет вдруг подорвался с места и помчался прочь, высоко задирая ноги и ежесекундно оглядываясь на красноармейцев.

Все дружно заржали.

Глава 25

— Они же сдались? Так ведь? Добровольно сдались? Вы же сами указали в своем рапорте, — худощавый мужчина с аккуратной подстриженной бородкой изобразил на своем лице удивление.

— Я указал в рапорте, что руководители бандформирований сдались после ряда проведенных мероприятий, — спокойно ответил Лешка. — Термин «добровольно» в рапорте отсутствовал. Фактически, мы принудили их к сдаче. Таким образом, ни о какой добровольном желании даже речи не может идти.

Беседа, которая очень смахивала на допрос, уже шла второй час. Лекса постепенно зверел, скрывать раздражение становилось все трудней, несмотря на то, что прибывшие из Москвы представители ВЧК вели себя очень корректно, можно даже сказать, дружелюбно. Алексей догадывался, для чего с ним разговаривают, но от этого напряжение не спадало. Товарищи Козырев и Мельдер, так они представились, нервировали только самой принадлежностью к Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, а точнее, к ГПУ при НКВД РСФСР.

— Вы же нигде не учились, Алексей Алексеевич? — задал очередной вопрос Козырев. — Всего лишь три класса гимназии? Но ваша эрудированность поражает. Вы правильно строите предложения, оперируете специальными терминами.

— Много читаю, — сухо ответил Алексей. — В том числе специальную военную литературу. В частности, «Военную энциклопедию» 1911 года издательства Сытина, ее мне…

— Так почему же вы все-таки расстреляли главарей бандитов? — недослушав, задал новый вопрос Козырев.

— А что у вас на лице? — неожиданно вступил в разговор Петерс. — Ожоги?