С того момента, как мы приехали, я держался своего слова изо всех сил. Я проводил Марию в комнату, где ее сестры и мать занимались последними приготовлениями. До начала церемонии оставалось еще полчаса, поэтому я наблюдал за прибывающими гостями, обратив особое внимание на Стефано, когда он вошел в церковь.

Церковь, которую выбрала София, была намного больше той, в которой венчались мы с Марией, и в ней было достаточно места для большого числа гостей. Стратегический союз между Лучиано и Галло означал, что все капо из моей семьи были приглашены, и Стефано был одним из них.

Я не видел его лично с тех пор, как Мария высказала свою просьбу, и даже не разговаривал с ним напрямую после нашей свадьбы. Я наблюдал за ним издалека, отмечая, как он взаимодействует с окружающими. Ему было около шестидесяти, он был худощав, с волосами, выкрашенными в черный цвет, чтобы седина не пробивалась. Это не выглядело на нем неестественно — его брови были по-прежнему черными, а на челюсти под кожей лежала тяжелая тень, что говорило о темных волосах на лице.

Как и предполагала Мария, его, похоже, любили. Другие капо Галло и их жены тепло приветствовали его. Сам он был не женат и приехал без пары, но это, похоже, не испортило его настроения. Что касается его приема среди Лучиано, то я не обнаружил в нем той враждебности, которую можно было бы ожидать. Конечно, смерть Марко была бы гораздо более личной для самих Дженовезе. После стольких лет вполне возможно, что остальные члены их семьи забыли о предполагаемом виновнике преступления. Все мы эгоистичные существа. Несмотря на наши клятвы, убийство человека, к которому мы не испытывали никаких чувств, со временем легко забывается.

Стефано пожимал руки, обнимал и приседал, чтобы поговорить с маленькими детьми, которые сопровождали своих родителей. Его улыбка была приветливой, и я не мог обнаружить ничего, что могло бы выделить его как нелюбимого или злого.

Самым интересным мне показалось то, как Энцо приветствовал его. Они пожали друг другу руки и обменялись любезностями, как будто были простыми деловыми партнерами. В это я не мог поверить. Если бы Энцо знал, что Стефано стоит за смертью его сына, он бы никогда не поприветствовал этого человека, даже если бы был вынужден направить приглашение на свадьбу из долга перед нашим союзом. Энцо не дрогнул, и Стефано не намекнул на свою вину.

Либо Энцо не знал, либо Мария лгала.

Церемония длилась более часа, во время нее читали Священное Писание и выступали солисты. Все это время я наблюдал за Марией. Чем ближе мы приближались к финишу, тем больше она ерзала. Я мог сказать, что ей было не просто неловко или скучно. Она напоминала мне ребенка, который украл деньги у родителей и боится, что его поймают.

Как бы это не выглядело, я бы не стал выносить никаких суждений, пока не узнаю все факты. У Филипа было много вопросов, на которые еще предстояло ответить, а крайнего срока для расследования не было.

Я оставался рядом с Марией во время длительной фотосессии после церемонии, а затем отвез нас в The Plaza на прием. Все прихожане и те, кто не присутствовал на церемонии, заполнили огромный бальный зал. Одни сидели за столами, накрытыми для ужина, другие расположились по краям зала.

В течение следующих двух часов Мария исполняла расчетливый танец. Как и в большинстве танцев, два партнера двигались синхронно, сохраняя постоянное расстояние друг от друга в легком ритме. В данном случае Стефано не догадывался, что он является участником танца, и ритм вытекал из потока вечеринки, а не из ритма одной конкретной песни. Мария не смотрела прямо на него, но где бы он не находился в комнате, она держалась на расстоянии добрых пятидесяти футов. Это было действительно впечатляюще.

Я подождал, пока Мария попросила потанцевать с Нико, и перешел через зал к столику Стефано, чтобы поболтать. Время было выбрано идеально. Когда я подошел, пара, с которой он сидел, встала и направилась к танцполу. Он повернулся к людям, сидевшим за соседним столиком, но прежде чем он успел завязать разговор, я выдвинул стул рядом с ним.

— Стефано, не возражаешь, если я присоединюсь к тебе? — спросил я, не дожидаясь ответа.

— Да, конечно, присаживайся. — Он сел на стул повыше и потянулся к своему почти пустому бокалу с янтарной жидкостью.

— Никакой пары сегодня? — спросил я, вступая в бездумную светскую беседу, до которой мне не было никакого дела. Мне было наплевать, есть у него пара или нет, но это было хорошее место, чтобы начать разговор.

— Не, я считаю, что женщины становятся слишком навязчивыми, когда ты приглашаешь их на такое дерьмо. Они видят священника и вуаль, и это дурманит им голову. Неважно, сколько раз я говорил, что меня не интересует ничего долгосрочного. Теперь я просто избегаю всего этого. — Его рука снова взялась за бокал, в котором уже не было жидкости, но это не помешало ему попытаться выудить каплю из кубиков льда. Если бы я не знал лучше, я бы сказал, что он нервничает.

Неужели он всегда был таким, а я просто не замечал? Могло ли мое недавно полученное повышение изменить его отношение ко мне? Было бы понятно, если бы он чувствовал себя более неловко рядом со мной теперь, когда я стал боссом.

— Ты когда-нибудь был женат? — Я знал его почти всю свою взрослую жизнь, но он был старше меня почти на тридцать лет.

Я пристально наблюдал за ним, отмечая, как его широкая улыбка пошатнулась от моего вопроса.

— Нет, я никогда не был однолюбом.

— Я тоже не был уверен в этом, но должен сказать, что это не так уж плохо.