— Зачем он это сделал? — спросила рассеянно, мой ум был в смятении.

Элиза замерла, ее суженные глаза вернулись ко мне.

— Почему бы тебе не спросить его? — с любопытством спросила она. Моя мать знала лучше всех на свете, как вынюхать слабости человека, и она почуяла мою неуверенность.

Как бы ни чувствовала себя неуютно, я не могла позволить ей получить надо мной власть.

— Я так и сделаю, но, если ты не заметила, его сейчас здесь нет, — ответила с презрением.

Она бросила на меня злобный взгляд, затем открыла дверь.

— Тогда тебе лучше пойти и найти его. У меня есть муж-инвалид, о котором нужно заботиться, благодаря твоему жениху.

Меня выпроваживали. И прекрасно. Я не хотела провести ни одной лишней секунды в ее присутствии.

Подняв подбородок, повернулась к матери спиной и молилась, чтобы больше никогда не видеть ее лицо.

К тому времени, как вернулась в квартиру, я уже потеряла самообладание. Месяцы беспокойства и разочарования накапливались, пока давление не стало невыносимым. Мне нужно было раз и навсегда узнать, могу ли я ему доверять, иначе сойду с ума.

Я вошла в квартиру, используя коды, которые Оран дал мне утром. Не теряя ни минуты, сразу же приступила к обыску. Даже не пыталась скрывать свои действия.

Я рылась в ящиках его комода.

В тумбочке у кровати.

Под кроватями и внутри шкафов.

Я искала с одержимой решимостью найти что-то, что могло бы сказать мне, кому верить. Я проверила морозильник и бачки унитазов. Если что-то было в этой квартире, я это найду.

Не останавливалась, чтобы поесть или прибраться.

Не проверяла почту и даже не смотрела на телефон.

Часами только и делала, что обыскивала каждый уголок его дома.

Не знаю, была ли это чистая усталость или эмоциональный выплеск, как грозовая туча, наконец выпускающая дождь, но когда вернулась туда, откуда начала, и поняла, что ничего не нашла, вся энергия покинула мое тело. Я опустилась на колени, как тяжелый кусок шерсти, брошенный на землю.

Я была так уверена, что найду доказательства, если просто буду искать достаточно усердно. Слишком много дыма окружало Орана — разве это не значит, что где-то есть огонь? Мне нужно было сорвать пластырь и признать, что у меня появились чувства к человеку, который мне лгал. К человеку, который был со мной только ради того, чтобы использовать меня. Я была так уверена в этом, но когда буря утихла, и оглянулась на опустошение, которое сама создала, у меня не было ничего, кроме собственных жалких слабостей. И холодного тяжелого пистолета, который лежал у меня в руках. Я смотрела на него, пока отчаяние текло из моих глаз крупными солеными каплями, смывая остатки достоинства и самоуважения. Когда услышала, как открывается и закрывается входная дверь, я даже не пошевелилась, оставаясь на полу в кабинете.

Пусть увидит мой позор.

Время секретов прошло.

— Лина? — тревожный голос Орана донесся из гостиной. — Какого черта? Лина, ты здесь? — Он быстро двигался, вероятно, беспокоясь, что его дом ограбили, учитывая беспорядок.

— Лин… — замер в дверном проеме, его крик оборвался при виде меня на коленях.

Я щелкала предохранителем на пистолете: включить, выключить. Включить, выключить. Включить…

— Ты сломал руку моему отчиму? — пустые слова не звучали как мои. Они даже не звучали по-человечески. Я не чувствовала себя человеком. Я чувствовала себя мертвой внутри, и это, должно быть, было видно. Когда подняла взгляд на Орана, он не смог сдержать легкий вздох.

— Да, — ответил он без эмоций.

— Зачем?

— Чтобы он понял, что я серьезно настроен, когда сказал ему держаться от тебя подальше.

Моя мать впервые в жизни говорила правду, что делало мое сокрушительное разочарование ироничным.

Мне следовало знать, что она будет честной в тот единственный раз, когда я молилась, чтобы она лгала. Стремление Орана контролировать их намекало, что они представляют для него угрозу. И что моя мать могла сделать, чтобы причинить ему вред, кроме как разрушить его планы на меня? Это было единственное, что имело смысл.

Я медленно поднялась и взвела курок.

— У тебя не было права вмешиваться, — густая волна эмоций сдавила горло, перекрывая дыхание, и последние слова вышли едва слышным шепотом.

Оран сделал угрожающий шаг вперед.

— День назад ты была готова назвать себя моей женой, и ты думаешь, что у меня нет права защищать тебя? — слова ударили глубоко, вызвав поток вины и смятения, которые подпитали новую волну гнева.

— Защищать меня от кого, Оран? — потребовала, поднимая пистолет.

— От самой себя, черт возьми, — рявкнул он в ответ.

Он хотел остановить меня от того, что я делала — от поиска ответов. Остановить меня от поиска моей сестры.

Это было именно то, чего я боялась. Самый худший сценарий.

Мое дыхание прервалось, когда сделала небольшой шаг вперед.

— Тебе больше не нужно меня защищать. Просто скажи мне, черт возьми, правду, — рыдала я, мое лицо исказилось от агонии. — Ты пытаешься попасть в Общество? Это то, ради чего все это было?