– Приветствую вас, жители Сеула! Кланяюсь и продолжаю.

– Этот приют является пилотным проектом нашего фонда *Доброе сердце*. Девиз нашего фонда- *Спасение мира в наших руках*, и уже сейчас в первом приюте находится 38 сирот. Да, я знаю, почти у всех живы родители, но я их такими не считаю- их родители теперь они! Показываю на работников приюта.

– А я и наш фонд присмотрим, чтобы им никто не мешал, и будем помогать дальше. Сейчас начинается реконструкция двух приютов в районе Гванак-Гу. А теперь можете задавать вопросы. Это я акулам пера и операторам диктофонов.

– КБС.
– Во сколько обошлась реконструкция первого приюта?

– Из-за сложного расположения довольно дорого. Несколько миллиардов вон. Все пораженно выдыхают.

– Чосон Ильбо.
– И вам не жалко таких денег? Вы так богаты?

– На будущее Кореи никаких денег не жалко! И да, я богата, у меня есть омма, онни, дядя и моя кошка, это мое главное богатство.

– СБС.
– А при чем тут будущее Кореи?

– Мы вымираем, рождаемость достигла рекордно низкого уровня воспроизводства в одну целую, две десятых, а правительство разбрасывается готовыми детьми, никак им не помогая. Еще и на Запад отдает на усыновление. Или вон полторы сотни школьников опять покончили с собой после сунын. Где те средства, что выделены на борьбу против самоубийств? Ни одной социальной рекламы не видела по телевизору, ни одного плаката не висит в Сеуле. Это испанский стыд какой-то! Во я ляпнул-то! Меня к журналюгам надо выпускать в наморднике. Еще по правительству прошелся зачем-то, договаривались же с Сан Хеном пока их не трогать.

– Корея Таймс.
– А почему стыд испанский? Ну вот и самоубийцы им пофиг уже, нашли, что спросить.

– Даже испанцам за нас стыдно, вот почему. Желающие могут осмотреть приют, но не более одного человека от СМИ.

Пока папарацци щелкали меня, вход и персонал, вспоминаю последнее свидание в кавычках с Пацаком. Почему последнее? Так оно одно и было, после Нового Года Пацак пролетел. КНДР запустила какую-то хрень через-над Японией, в какую-то только им известную цель, и Пацака угнали на учения. Как оно связано, я не понял, да мне и не надо, мне в армии не служить. Короче, напугав всех северян, бригада Пацака вернулась в место дислокации только в начале февраля, но сразу мне не до того было, а вот перед открытием приюта мы посвиданкались.

14 февраля, гора Намсан, Сеульская телебашня.

Сидим в итальянском ресторане на телебашне, молчим. Пацак похудел, видно на учениях их гоняли, как вшивых по бане. И вообще он какой-то странный- вежливый, ни разу не обозвал чусан-пуридой, открыл дверь машины мне у моего дома, подал руку около телебашни, открыв дверь, прям образцовый кавалер. Мне начинать бояться, он ведь и смотрит на меня как-то странно. Попросил рассказать про Рим и Собор Святого Петра, во Франции-то он был, а в Риме нет. Я увлекся, рассказывая, а этот молчит, только улыбается иногда. Рассказал, как нас не пускали в пиццерию, и как мы прорвались-таки, и тут он выдал: -Да, ты у меня такая!

Эт че было-то? Я -у него уже? Ой я дурак, ой я чусан-пурида-то! Пацак-то втюрился в Юну! В меня то есть. Пришлось разыгрывать головную боль, и он без звука отвез меня домой. С тех пор я в панике и шоке, вот. Отбиться от семьи Ким будет непросто!

18 февраля, дом Юн Ми, Соллаль.

Мы все надели ханбоки, мама наставила на стол множество еды, но это не нам, это предкам. Мы зажгли палочки с благовониями, и дважды поклонились усопшим предкам. Потом подождали, и еду мама унесла. Потом мы с онни кланялись маме и благодарили ее, потом я онни поклонился два раза. Мы подарили маме мелкие подарки, она нам, все как положено. На стены повесили две картинки с курицей и с тигром, тигр дом защитит, курица принесет достаток. Поели ттоккук, это наваристый суп из говядины с рисовыми лепешками. Потом по традиции поиграли в лото, ну и все в общем-то. Навещать родню мамы в деревне мы не ездили почему-то, мамину свекровь тем более, а дядя завтра придет. В этом году аж пять выходных, повезло всем наемным работникам, сразу после окончания Лунного Нового года суббота. А еще мы все стали на год старше, вот, такой красивый корейский обычай.

27 февраля, Первый Сеульский Приют, утро.

Мы с Сун Ок сегодня пришли на первое занятие музыкального класса, онни с директором приюта Кваном и учительницей музыки что-то оживленно обсуждают, я же подошел к пианино и проиграл разминку для пальцев. Подумал, а что совсем мелким играть? Ну и сыграл *Спят усталые игрушки*, всем понравилось. Директор-то выглядит орлом, поправился, был такой весь серый и уставший, а теперь молодец, вон как онни ему улыбается. Ага! Сегодня онни ждет допрос, с пристрастием и щекоткой, еще и маме заложу тихушницу!

Тот же день, Дом Юн Ми , обед.

Неспеша едим, общаемся, и я у онни спрашиваю: -Онни, а как ты думаешь, Кван- хороший директор приюта, он справляется? Вопрос глупый, мы все знаем, что он справляется, но онни хватает- она с воодушевлением рассказывает, как несколько лет директор Кван бился с чиновниками, как тратил свои деньги на детей, как даже заболел от плохого питания. Мы с мамой понимающе переглядываемся. Кван на поверку оказался никакой не аджосии, ему всего-то тридцать два года! Если срастется- это я мужа нашел сестре, я же на приют вышел. Могли ведь и в другой пойти, это точно Судьба. Я довольно улыбаюсь...

27 февраля, дом Юн Ми, после обеда.

Стучусь в комнату Сун Ок, захожу, онни лежит на диване с планшетом в руках, просматривает фото, присланные строителями. Она уже почти полностью руководит нашим фондом, работы полно, все надо контролировать. Показываю на Онни рукой и говорю обвиняющим тоном: -Я все знаю!
– Сработало, почти всегда срабатывает, щечки онни краснеют, глазки забегали, и она, отвернувшись говорит.