— Ладно, давай, — усадил я на правое плечо девчонку, которая придерживалась за мою шею одной рукой.

— Вперед, по улице, — с придыханием проговорила Агау. — Как же высоко, ты огромный как три быка! О, дядя Хаямо! Смотрите, какого брата мне папа привез!

Старичок, что шел по улице с охраной, быстро оценил меня взглядом, и его охрана ощетинилась оружием, а сам седой старик начал читать какое-то защитное заклинание.

— Калибан, если сойдешь с ума, прибей его, — прошептала мне на ухо Агау.

— Почему?

— Он противный и постоянно говорит, что мамы больше нет. Дураки не должны умирать от старости, — заговорщицким шепотом проговорила Агау.

Так мы и шагали, и если честно, лучше бы нас сопровождала охрана, так как местные реагировали на меня, мягко говоря, странно. Когда мы повернули на первую улицу, сразу две девушки, увидев мое появление в десяти шагах от них, просто упали в обморок. Я, конечно, неотразим, а о моей улыбке можно слагать легенды, но стрелу или заклинание я не получил лишь потому, что на кимоно Агау, на спине, был вышит алыми нитками какой-то герб и надпись.

Да, я иностранец, это было понятно всем, по дороге мне встречались и высокие люди, но во мне таких местных даже не трое, а все пятеро, а девушки в среднем чуть ли не вдвое короче меня, хотя та же Исау и телохранительницы их дома были довольно высокими.

В какой-то момент к нам приблизился стражник в традиционной для местных странной керамической броне и, поклонившись и пожелав нам прекрасного дня, зачем-то спросил, все ли хорошо с моим здоровьем, со здоровьем Агау и наших родителей. И только потом уже спросил у девчонки, жутко извиняясь, человек ли я. О, как же он удивился, узнав что я не голем и не измененный, а именно человек! Он тут же начал кланяться и, извиняясь, попросил сказать, куда же мы направляемся. Узнав, что мы следуем на базар, на какое-то соревнование школ первых курсов света и тьмы, стражник выругался. Между тем улица начала пустеть, а позади нас уже собирался отряд из стражей. Наш же стражник удивленно спросил, почему я без оружия. Похоже, что мои огромные ножи за оружие не считались.

— Он Каро третьего уровня голыми руками убил, — лениво зевнула малышка. — Зачем ему меч? В городе? И, между прочим, мы спешим, сестра на базаре будет выступать за тьму.

Услышав, что проговорила Агау, выругалась вся улица незнакомыми мне словами. Долго и мелодично, а потом извинилось перед нами половина людей с улицы, остальные же продолжили тихо материться на своем языке, а мы продолжили свой путь на, как выяснилось, соревнования. Мой быстрый шаг вынудил стражников бежать, и в это же время они спешно повязывали белые ленты на ножны своих мечей в знак, что они настроены дружественно ко мне. Все тот же стражник на бегу вновь раз десять извинился, пояснив, что, так как я впервые вышел в город, и, судя по тому, в их базе данных нет записей обо мне, это значит что я ночью сошел с корабля. Поэтому меня будут сопровождать в течение всего пути ради моей же безопасности. Только ради моей, а не, например, того мужчины в дорогом кимоно, который обнажил оружие из-за моего внезапного появления из-за угла. И не из-за той девушки, что лежит на крыльце дома, которая не ожидала увидеть меня.

А вон, похоже, два грабителя, лезут на отвесную стену, ломая ногти, после того как я неожиданно для стражи по указанию крохи свернул в проулок, чтобы срезать путь до базара.

— Залезли, — удивленно прошептала кроха, видя, грабители со страху преодолели к восьмиметровую отвесную стену. — Ну почему, когда вырасту, я не буду на тебя похожа?

— Радуйся этому, — ухмыльнулся я. — А то все женихи предпочтут смерть, нежели чем остаться с тобой наедине.

— Ха! Ты это нашим телохранительницам скажи, я не подслушивала, но они тебя рассмотрели спящего и восторгались, — прошептала мне по-сестрински малышка. — И зачем-то обговаривали нападение. Они хотят украсть твое сердце, поэтому будь осторожнее, вечером я скажу отцу, и он разберется с ними.

— Не надо говорить, я сам разберусь.

— Они хорошие, они не заслуживают смерти! — неправильно меня поняв возмутилась кроха, а мы тем временем наконец дошли до базара и наш разговор прервался.

Базар встретил меня криками удивления и ужаса, а тыканье пальцем было запредельным, но шли мы свободно, на сорок шагов вокруг от меня не было ни души, и поэтому мы прошли весь базар без проблем. Почти без проблем…

— Мои ножи! — выскочил поперек моей дороги мужчина с длинной, по грудь, бородой, в кожаном, измазанном сажей фартуке и с молотом в руках, — Стоять! Мои ножи!

— Это мои ножи, — шагнул вперед я, а мужик даже и не думал уходить, и явно был готов применить свой кузнечный молот.

— Ты украл ножи? — изумилась Агау. У неё в голове не укладывалось, что я могу что-то украсть, и она уже начала пытаться слезть с меня, но тут кузнец заговорил по-иному.

— Это твои ножи! — с жутким акцентом на общем языке прокричал он. — Но это мои ножи, мой народ! Ты плохо гладить их, я их гладить, ты идти со мной гладить ножи!

— Я спешу, я найду тебя потом, — ответил я, а Агау успокоилась, похоже, что ей стало все ясно, хотя не все ясно было мне.

— Я идти с тобой и гладить! — зашагал за мной кузнец, отдавая указания подбегающим к нему людям на незнакомом мне языке. — Ты хорошо кормить мои ножи, но плохо гладить, выбить зуб мои ножи, но я уважать ты. Ты хорошо кормить мои ножи. Бить по рукам ты, плохо-плохо гладить.

Хотелось дать ему в голову, я хорош ухаживал за ножами, даже сейчас они в масле лежат в своих ножнах, а вот про выбитый зуб он прав. Зазубрина от освобождения из магической печати ведьмы появилась на одном из них и вправду осталась. Но как он узнал? Ножи же в ножнах.