Она уже видела эту книжку, дома. Скучная, как многие взрослые книжки, но в этой по крайней мере были картинки.

— Когда увидишь птицу, поищи ее в этой книге. Если ты не сможешь прочесть некоторые слова, я скажу тебе, что они значат, когда вернусь. Сумеешь?

— Сумею, папа.

— Оставайся тут. Не отходи, а то потеряешься. Тех, кто потерялся в пустыне, никогда не находят, пока не останется кучка выбеленных костей.

Ей представилось, как кто-то льет из бутылки отбеливатель на кости.

Это правда, о смерти. Она видела это в новостях. Женщина упала, разбилась и умерла в пустыне. И туристы все время погибают.

Мертвым быть загадочно. Кто-то был, и вот его нет. Похоже на то, что не должно случаться ни с кем, даже с жуками. Несправедливо. Она никогда не убивала жуков и никогда не вредила деревьям, потому что не хотела, чтобы они исчезли и никогда не вернулись.

Отец оставил ее возле скалы, велев ей держаться в тени, затем отъехал, подняв тучу пыли. Выхлопная труба машины дребезжала, пока не затихла вдали, и наступила тишина.

Поначалу она не боялась, потому что знала, что папа вернется. Он всегда возвращался и всегда делал то, что говорил. Путешествие связано с игрой, в которую они играли в парке. Она не знала, каким образом, но поездки в пустыню иногда случались после игры.

Она уселась на песок и наблюдала за небом, как ей было велено. В пустыне много птиц. И зверей. Бабушка говорила ей, что койоты могут схватить кошку или собаку и утащить.

— А меня койот может утащить? — спросила она однажды, когда они сидели на крыльце и ели завтрак, приготовленный на дровяной плите.

Яркие синие глаза бабушки сощурились, обратившись на розовеющее небо над долиной.

— Может. Бывало, что уносили младенцев. Я знаю одну женщину, которая так лишилась ребенка. Она развешивала одежду и на минуту оставила его снаружи. Выбежала на крик, но койот уже убегал прочь с ребенком в зубах.

Рени надеялась, что история о койоте и младенце вроде сказки о Гензеле и Гретель — какая-то неправда, но страшная и увлекательная. Как игры, в которые они играли с отцом.

Бабушка, похоже, не особенно любила мужчин, несмотря на то что сама одевалась и вела себя скорее как мужчина, чем как женщина. Обычно она носила джинсы и рабочие рубашки. Ни единого платья. В отличие от мамы Рени, у бабушки Берил не было никакой косметики, и волосы она стригла коротко как мужчина. Но Рени видела старое фото, где она стояла такая красивая, с длинными волосами и в платье.

В одно из их волшебных утр вдвоем бабушка сказала ей, что за всеми проблемами мира стоят мужчины и что женщины должны заботиться друг о друге.

— Но папа же хороший, правда? — спросила Рени.

— Лучше многих, но он и твоя мама те еще штучки. Бен совсем не похож на твоего деда, который был злобный сукин сын.

— Он тебя бил.

— Было дело.

— И он сломал тебе руку. — Бабушка рассказывала ей об этом.

— Сломал. И не раз. И чем эти мужики думают?

— Червяком между ногами.

Бабушка засмеялась.

— Правильно. — Она поглядела вдаль и добавила, больше для себя: — Иногда приходится избавляться от плохих людей.

— А ты избавилась от дедушки?

Бабушка Берил хмыкнула:

— Это мой маленький секрет. И твоего папы.

Пока Рени сидела и ждала возвращения папы, у скалы она заметила птицу с пушистой белой грудкой. Она копалась в книге, пока не нашла нужную картинку со словом, которое произнесла вслух: «Со-кол». Потом она увидела птичку поменьше, на этот раз черную, с блестящими крыльями. Та кричала на нее с вершины дерева.

Но по большей части ничего не происходило.

Ей захотелось пить, стало жарко и так скучно, что глаза смыкались сами. После долгого разглядывания картинок с птицами она уронила книжку, уселась, подтянув колени к груди, и принялась искать красивые камешки. Найдя несколько, она принялась рисовать на земле острым камешком. Потом, когда пятно тени сжалось в узкую полоску, она нацарапала рисунок на одном из больших круглых валунов.

Некоторое время это забавляло, но она устала и от этого и начала думать, вернется ли папа на самом деле. Может быть, что-то случилось. Может быть, автомобиль сломался. Может, его утащил койот. Но это вряд ли, ведь он такой большой.

Может, он просто забыл про нее.

Она старалась не беспокоиться.

Небо покраснело, и воздух уже остыл, когда он наконец вернулся. На его лице было то самое уродливое выражение, которого она не любила, клетчатая рубашка выбилась из брюк и была перепачкана, волосы мокрые от пота, и от него странно пахло, как когда проезжаешь мимо мертвого животного на обочине.

— Это что? — Он подошел к валуну и уставился на ее художества, уперев руки в бока. — Раньше тут этого не было?

— Это мое. Это птица. — Она ждала, что он ее похвалит и скажет, как она замечательно рисует.