Это первое, о чем я спрашиваю, чтобы разрушить тишину, которая воцарилась в салоне машины уже…не знаю, сколько мы едем? Почти полтора часа. Точнее, час и двадцать две минуты. Навскидку тридцать пять секунду.

Не знает она, а то как же.

Прощание с моей семьей вышло каким-то скомканным. Бабушка ворковала что-то Эмилю, а мама сунула мне контейнер с любовно порезанными яблоками.

– Когда меня тошнило во время беременности, они очень помогали, - сказала она тихо.

Я чуть ли не разрыдалась. Мама наругала меня, но все равно сходила в магазин, чтобы облегчить мою жизнь. Еще и меда немного положила, чтобы я палочки яблочные в него макала, как в детстве…

Боже…

Не выдержав наплыва эмоций, я кинулась ей на шею, а когда почувствовала теплые ладони на своей спине, прошептала:

– Пожалуйста, скажи, что ты не вычеркнешь меня из завещания, как только я уеду.

Мама тихо засмеялась. Я сильнее зажмурилась и еще тише добавила.

– Скажи, что ты приедешь ко мне в Москву, несмотря ни на что. Скажи, что ты будешь на моей свадьбе. Просто…мам, скажи, что ты не оставишь меня одну…даже если я буду с Эмилем.

– Глупая, - прошептала мама, - Я никогда тебя не оставлю, даже если бы ты влюбилась в Гитлера.

Иронию сравнения Эмиля с Гитлером я оценила, конечно. Но ничего не ответила. Сильнее ее обняла, чтобы запомнить это спокойствие и возвращаться в него, когда совсем тяжело будет в моей реальности…

Тяжело мне будет очень.

Час и двадцать две минуты, тридцать пять секунд. Ну, уже больше, конечно…но все равно! Прошел только час с горкой, а я уже задыхаюсь.

Так будет и дальше?

Эмиль поджимает губы, глаз от дороги не отводит. Отвечает коротко.

– Это только наше дело.

Не лезь, Кира.

Вот так.

Кстати, говорит он почти сквозь зубы, и это раздражает. Я надуваюсь, как шар, отворачиваюсь к своему окну.

Снова начинает искриться тишина.

По радио играет какая-то успокаивающая музыка для дебилов. Уж простите, но ощущение именно такое. Едем мы до ужаса медленно. Эмиль обычно за рулем другой абсолютно! Он не гонщик, конечно, но любит исполнять. Водит достаточно грубо. Уверенно. Музыку выбирает другую. Что-то из американского рэпа, в основном Эминема. Он говорит, что тот придает ему мотивации.

А сейчас как будто пытка. Это пытка?!

– Ты издеваешься?!
– не выдерживаю и резко перевожу на него взгляд, - Мы так и будем тащиться пятнадцать километров в час?!

На его щеках начинают играть желваки. Руки сильнее сжимают руль, и мне кажется, что они с радостью бы сжали мою шею. Хах…

– Я. Еду. В. Пределах. Допустимой. Скоростной. Нормы, - каждое слово звучит, как удар.

Но мне нестрашно.

Вот пытаюсь нащупать трепет и ужас, а ничего не получается. Если честно, то даже наоборот. Я испытываю какое-то больное удовольствие, доводя его до приступов сучьего бешенства.

Выдыхаю и резко съезжаю на сидении. Расслабляюсь. На него смотрю пристально — Эмиль медленно закипает. С каждой секундой все больше и больше.

Боже. Потрясающе…и чего я раньше вокруг него на цырлах? Ах да. Я же была влюбленной идиоткой.

Нет, вы не подумайте. Мои чувства, к сожалению, никуда не делись. Несмотря ни на что, я считаю его самым красивым мужчиной на свете, и рядом у меня по сердцу бегут токовые разряды. Но! Обиды во мне очень много, да еще и реальность накрыла. В смысле. Раньше просто было жить мечтами, сейчас так уже не выйдет.

Я же все видела; все знаю. Между нами никогда ничего не было и не будет, при этом мы связаны, и деваться некуда. Так почему я одна должна страдать?

Тянусь к радио, чтобы переключить эту странную меланхолию, но Эмиль перехватывает мою руку за запястье. Да. Это он тоже не любит — когда трогают его машину.

– Куда лезешь?!
– возмущается, я улыбаюсь от уха до уха.

– Как куда? Хочу переключить это убогое пианино. Оно толкает меня изобретать новые способы самоубийства в закрытых пространствах, - и тихо добавляю, - Еще больше, чем со вчерашней ночи.

За свою приписку я зарабатываю гневный взгляд, который еще больше веселит. Эмиль откидывает мою руку в сторону и цыкает.

– Смешно. Ха! Не лапай. Ребенку полезно слушать классику.

Вы на него только посмотрите…вот это да. Вот это новости.

Поднимаю брови.

– Ребенок пока не больше фасолины. Едва ли он сможет оценить твою классику.

– Кира…

– И вообще. Мы разве не муж и жена? Это значит, что я имею право на половину твоего имущества. Как бы. В него включается и тачка, и твое личное пространство. На-все-гда. А значит, если я хочу другую музыку, будет другая музыка!