Последнее замечание возмутило Мисю, но она не стала возражать. Она была сторонницей четких, недвусмысленных отношений. Этого принципа она придерживалась как в своем первом браке, так и при разводе со своим вторым мужем. Пресловутый любовный треугольник был не в ее вкусе. Поэтому она и осуждала связь Коко со Стравинским.

— Нет, нет, нет, — ответила она не без определенного удовлетворения в голосе. — Дмитрий Павлович человек свободный и может поступать как ему заблагорассудится. К тому же Консуэло Вандербильт — или, точнее, леди Спенсер-Черчилль — уже положила глаз на Луи-Жака Бальсана.

Мися не стала пояснять, что очередным предметом любви известной американской мультимиллионерши стал брат Этьена Бальсана. «Мир так тесен, — подумала она. — Интересно, Стравинский уже знает, что Коко предпочла ему неженатого великого князя?»

— Вот как, — вздохнула Ольга. — Консуэло Вандербильт положила глаз на Луи-Жака Бальсана… Ах, с тех пор как родила, я совсем отстала от жизни. Вы не знаете, как проходят гастроли в Испании? Очень надеюсь, что Дягилев, Стравинский и вся труппа чувствуют себя настоящими триумфаторами.

Мися испуганно посмотрела на нее. Неужели она подумала о Стравинском вслух? Если так, то это было очень неразумно с ее стороны. Ей совсем не хотелось уступать Ольге или Пабло Пикассо пальму первенства в распространении известия о новой любви Коко. Она намерена была сама стать источником этой пикантной информации. Слухи разлетались так быстро, а Мися терпеть не могла роли пассивной статистки в подобных историях. Хорошо хоть, Ольга настолько высоко оценила степень ее осведомленности во всех главных событиях, что спросила об успехах труппы.

— Да, они там уже, наверное, оглохли от аплодисментов, — ответила она.

— Такой успех? Как хорошо.

Но Мися уже не слушала. Беседа начинала тяготить: ей стало скучно. Да и духота мучила все сильнее. Она решила, что долг вежливости отдан сполна.

В порыве сердечности она схватила холодную руку Ольги.

— Голубушка, мне пора идти.

— Обещайте, что придете еще, чтобы посмотреть, как быстро развивается Паоло! Наш малютка растет не по дням, а по часам.

Вместо ответа Мися одарила ее ослепительной улыбкой и крепким рукопожатием. Это было все, что она пока могла положить на алтарь дружбы. После этого она так энергично покинула квартиру, что это больше напоминало бегство.

На улице она долго не могла надышаться влажным холодным воздухом, который после жарко натопленной комнаты показался ей нектаром, даже не стала застегивать шубку, подставив грудь ледяному ветру. Головная боль, сдавившая лоб железными тисками, постепенно отступила. Радуясь, что наконец вырвалась из плена обременительной дружбы, она задумчиво разглядывала облачка пара, рождавшиеся от ее теплого дыхания.

Некоторое время Мися бесцельно бродила по улицам Восьмого округа с его красивыми зданиями из песчаника, на которых лежала печать градостроительного таланта Жоржа Эжена Османа и которыми она никогда не могла налюбоваться. Потом ей бросилась в глаза желто-синяя вывеска почтамта.

Она вдруг почувствовала, что уже не властна над собой, словно ею управляла чья-то рука, и не смогла бы объяснить причину своего намерения. Знала лишь, что должна что-то предпринять, чтобы положить конец этому, с ее точки зрения, безобразию. Так будет лучше для всех.

И больше уже ни о чем не задумываясь, она вошла внутрь, попросила у мужчины в окошке бланк телеграммы и ручку. Место за высоким столом для клиентов как раз освободилось — от него отошел господин среднего возраста, — и она поспешила занять его.

Подойдя к столу, она положила на него бланк, сдвинула сумочку от запястья левой руки к локтю, чтобы опереться на стол, и написала следующее:

«Коко Шанель предпочитает великих князей музыкантам!»

Решительно, чтобы не передумать, она повернулась и, словно спасаясь от преследования, понеслась к окошку.

— Извините! Ноу меня срочная телеграмма! — сказала она возмущенной даме, которую весьма неучтиво оттеснила в сторону, встав перед ней.

Что касается срочности, то это, в сущности, была правда.

— Прошу вас немедленно отправить эту телеграмму в Мадрид, в «Палас-отель»! — сказала она служащему. — Месье Игорю Стравинскому в собственные руки.

«Роллс-ройс “Серебряный призрак"» необычного темно-синего цвета несся вперед, мотор гудел умиротворяюще, напоминая Габриэль звук швейной машинки. Мимо пролетали деревья, еще голые после зимы, в окна врывался прохладный ветер, хлопал тканью откидной крыши, трепал ее волосы, высовывающиеся из-под кожаного шлема. Солнечные лучи, первые предвестники весны, прорезав серые тучи, отражались в темном металле капота и на приборной доске.