— Я, конечно, уже знаю этот запах, но должна признать, что все никак не могу им надышаться.

— Ну что ж, думаю, на первое время тебе хватит, — улыбаясь, сказала Габриэль, прикуривая сигарету. То, что она испытала в эту минуту, трудно выразить словами. Это было не просто чувство облегчения — одобрение Миси значило для нее куда больше. Это был триумф. Ее личная победа. И Габриэль была счастлива. Она не сомневалась, что в изысканном парижском обществе Мися обеспечит ее туалетной воде самую лучшую рекламу.

— Даже жаль, что ты собираешься раздарить эту туа — летную воду клиенткам, Коко. Она слишком хороша! — вдруг заявила подруга.

— Боюсь, производство для продажи будет не рентабельным. Эти духи будут самыми дорогими на свете.

— Но и самыми лучшими.

Мися закрыла флакон и засунула его обратно в коробку.

— Я бы на твоем месте подумала, Коко. Их стоимость — это уже второстепенный вопрос. Поверь, недостатка в покупателях у тебя не будет. Взять хотя бы этих американок, которые колесят по Европе и сорят своими долларами направо и налево. А уникальными ароматами пока что торгует только этот англичанин… Эдвард Молине, кажется, так его зовут.

— Я знаю его. Он пытается копировать мои модели, но меня это не беспокоит, — пожав плечами, безразлично бросила Габриэль, стряхивая пепел в хрустальную пепельницу. — Он тоже выпускает духи?

— Он назвал их «Пятый номер», — многозначительно произнесла Мися. — Полагаю, это всего лишь совпадение, а не промышленный шпионаж. Насколько я знаю, ателье Молине находится в доме номер «пять» по улице Руаяль.

— Да, так и есть. Может быть, предложить ему пари, чей аромат победит? Вот это была бы интрига! Блеск! Ты не находишь?

— Ты сможешь предложить ему это, только если выведешь свою туалетную воду на рынок.

Это верно. Габриэль сделала затяжку и погрузилась в раздумья. Мися права. С другой стороны, Габриэль не имела ни малейшего понятия о том, как продавать туалетную воду, как сделать так, чтобы она очутилась на полках крупных универмагов. Она много раз встречала Теофиля Бадера, владельца «Галери Лафайет», на светских раутах, но с трудом могла себе представить, что возьмет и заявится к нему в кабинет с предложением продавать новый дорогостоящий товар. И даже если она рискнет это сделать — как узнать, на каких условиях целесообразна такая сделка и что нужно учитывать. Бой наверняка знал бы, как поступить. Но его нет рядом. Она одна.

— Честно говоря, Мися, я пока не готова к реализации грандиозных замыслов.

— Поговори с Франсуа Коти. Уж он-то точно знает, с чего начать.

— Он захочет производить «Шанель № 5» у себя, а это невозможно. Придется искать какой-то другой путь… Ладно, я подумаю. Хорошо?

Демонстративно закатив глаза, Мися подняла коробочку с туалетной водой над головой как трофей.

— Но ведь это чистой воды расточительство — пустить на ветер такую работу души!

— Я же сказала, что подумаю.

— Тогда думай быстрее. А то тут еще столько всего… — Мися помедлила, а потом выпалила на одном дыхании: — Во-первых, эта немыслимая затея с «Бель Респиро». Продай ты его наконец! Я с самого начала была против и считаю, что пора уже тебе с ним расстаться. Я договорилась с графом де Пилле-Билль насчет осмотра квартиры на рю дю Фобур Сент-Оноре, двадцать девять. Он очень заинтересован в том, чтобы сдать ее тебе.

— Мися, умоляю тебя, уймись. На сегодня твоих гениальных идей с меня достаточно.

— Квартира огромная! А сад простирается аж до парков на авеню Габриэль.

От этих слов сердце Габриэль забилось сильнее. Когда она жила на этой улице, они с Мисей еще не были знакомы. Но потом она рассказывала ей о тех счастливых днях с Боем. Может быть, там она почувствует себя ближе к нему, чем на вилле в Гарше? Вдруг ей действительно станет легче? В памяти снова и снова возникали картины той страшной ночи, когда Этьен Бальсан приехал в виллу «Миланез», чтобы сообщить о случившемся. Она помнила все до мельчайших подробностей, словно все произошло только вчера. Помнила, как, задыхаясь от боли, не могла больше находиться в доме, в котором они жили вместе. И хотя с тех пор ее жизнь сильно изменилась, чувства остались прежними. Габриэль вдруг осознала это с такой ясностью, словно это было написано на бумаге, — как ее имя на флаконе в руках Миси.

Для нее нет ничего важнее памяти о Бое. Она посмотрит эту квартиру. Одна. Без Миси. И без Дмитрия.

Шесть недель спустя Дмитрий распахнул двери на террасу ее новой квартиры. Две створки с мелкой расстекловкой, типичной для парижского особняка XVIII века. Он вышел в безмолвный осенний сад, где среди облетевших ветвей лип, словно вата, клочками висел туман. На пожелтевшей траве лежали опавшие листья, которые дворник еще не успел собрать.