Когда мы с Хардтом вернулись в наш дом, мы обнаружили, что там много чего изменилось. Он определенно вырос: в городе, который я вытащила из земли, появилось много новой жизни и новых лиц. Так много новых лиц, что я почувствовала себя совершенно потерянной среди них. Тамура правил в мое отсутствие не железной рукой, а чутким ухом. У Имико были другие правила. Я не могу сказать, как — да и она стала бы объяснять, — но за время моего отсутствия она собрала вокруг себя целую преступную сеть. Воры, головорезы, шлюхи и бандиты со всех близлежащих земель подчинялись Имико. Ты можешь задаться вопросом, сколько времени прошло, и, признаюсь, я удивилась. Прошло более полугода с тех пор, как терреланцы взяли меня в плен, и большую часть этого времени я провела в Красных камерах. Мои друзья считали нас с Хардтом мертвыми. Как ни странно, я не виню их за это, хотя, признаюсь, испытала укол ревности, когда увидела, как Тамура хихикает на своем троне, раздавая приказы. Это чувство исчезло в тот момент, когда сумасшедший старый Аспект увидел нас в толпе. Слезы покатились по его щекам, и он бросился к нам, заключив меня в крепкие объятия, от которых ломались кости, и наполнил мои уши бессмыслицей, которая звучала почти как череда вопросов.

Через несколько дней Тамура отошел в сторону, и я неохотно взошла на трон моего собственного маленького королевства. Я почти ничем не правила и оставила все дела Тамуре и Имико. Я хорошо ела, на кости наросла новая плоть, и я стала лучше привыкать к новому балансу своего тела. Когда у тебя только одна рука, удручающе сложно выполнять даже такие обыденные задачи, как одевание, и потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть. Странно, но я все еще могла чувствовать свою руку время от времени, или, может быть, только ее тень. Она чесалась сильнее всего на свете, и я никак не могла найти, что почесать. Ты даже представить себе не можешь, как это чертовски раздражает — чувствовать, что твои пальцы чешутся, когда у тебя даже нет руки.

Во время беременности я растолстела, и, хотя я справлялась с этим гораздо лучше, чем в первый раз, все равно это было тяжелой работой. Сссеракис не так настойчиво настаивал на действиях в те месяцы, когда я носила Сирилет. Я все еще ощущала потребность моего ужаса в собственной мести и его желание вернуться в собственный мир, но он ни разу не подтолкнул меня ни к одной из целей, пока я была беременна. Между моим ужасом и моим вторым ребенком была связь. Я думаю, Сссеракис чувствовал себя таким же родителем, как и я.

Сирилет появилась на свет в крови и шуме, моем и ее. Что можно сказать о моем втором ребенке? Мне нелегко назвать ее монстром, но в ней всегда было слишком много от матери, чтобы стать кем-то еще. Но это история для другого раза. Я люблю ее. Я всегда любила ее, что бы ни говорили о ней или обо мне. Я полюбила Сирилет с того момента, как увидела ее, всем сердцем. Но я все равно ее бросила. Некоторые уроки, думаю, я так и не усвоила. Однако это было сделано не добровольно. Я оставила Сирилет на попечение Имико из-за угрозы, которую не могла проигнорировать.

Меня нашел Железный легион.

Гонец прибыл посреди ночи. Прошло всего несколько месяцев после рождения Сирилет, и я кормила ее, моя тень окутывала нас, скрывая мою прекрасную дочь от мира, который осудил бы ее за грехи матери. Было бы лучше, если бы я попыталась спрятать мир от Сирилет. Моя вторая дочь не согласилась бы ни на что меньшее, чем дурная слава, которая затмила бы мою собственную. Даже тогда, такая маленькая и невинная, она жаждала быть в центре всеобщего внимания. Уже тогда ее глаза светились странным темным светом, как корона скрытого за нашими лунами солнца.

Гонец был высоким мужчиной, красивым той суровой красотой, которая каким-то образом бросает вызов грязи дорог, по которым они ездят. Он опустился передо мной на одно колено и на мгновение склонил голову. В знак уважения, соблюдая традиции. Меня мало интересовали традиции.

— Лоран Орран шлет свои приветствия. — Голос гонца разнесся по пустым углам моего большого зала. Было довольно приятно, что здесь сейчас здесь было так пусто, обычно зал напоминал оживленный улей активности, света и шума. О встречах посреди ночи можно сказать много хорошего. — Полагаю, я обращаюсь к Эскаре Хелсене, Королеве-труп? — У него был хорошо поставленный голос, к тому же музыкальный. Это напомнило мне о барде, которого я встретила в той таверне, и о ночи, которую мы провели вместе.

Сирилет пошевелилась, и я передвинула ее в тень, окутывавшую меня. Отсутствие руки осложняло и это.

— Где он? — Я вложила в свой голос столько угрозы, сколько смогла. Не буду врать, я искала Оррана Лорана. Не только ради собственной мести, и не только ради мести Сссеракиса. Я не забыла о Джозефе. Я не могла забыть, не хотела забывать.

Гонец уловил мой тон, и когда он встал, то выглядел гораздо менее уверенным, чем раньше.

— Я не знаю. Мне заплатили за то, чтобы я передал сообщение, предназначенное только для ушей Королевы-труп. Должен заметить, я не совсем понимаю содержание...

Мое терпение иссякло. «Передавай сообщение и убирайся», — рявкнула я. Сирилет издала резкий вопль, который не смогла заглушить даже моя тень.

Гонец кашлянул. «Йенхельм жив. Ты можешь найти его там, где все началось. Подожди немного, и я приду за тобой». Он поклонился и повернулся.

— И это все? — спросил Хардт, выходя из тени ближайшей колонны.

Гонец кивнул, и я позволила ему уйти. Я была немного занята, пытаясь снова успокоить Сирилет.

Время пришло, Эскара.