Шрифт:
Вот сейчас, сейчас отец обрадуется, скажет мне становиться и покажет этот свой замечательный прием.
Я тоже покажу, что умею – а умею я, между прочим, немало.
Не зря мастер клинка меня хвалит. Отец еще удивится, и будет гордиться мной.
– Папа, научи меня тоже!
В этот момент отец оборачивается, и я вижу его бездушные, пустые глаза.
– Твой учитель – Сорцимус, – холодно бросает он. – Не мешай мне заниматься с Данте.
Помню это чувство бессилия… Мерзкое чувство бессилия.
– Но, папа…
– Ты такой идиот, что не понимаешь с первого раза? – зло рявкает отец голосом, которым он никогда не говорит с Данте. – Я сказал, ты нам мешаешь. Не смей больше влезать, когда я со своим сыном!
– Но ведь я тоже… Тоже твой сын… – шепчу я.
– Уйди, Эдриан.
Я не заплакал тогда. Нет, не заплакал перед ним.
Это стерло бы в порошок последние остатки гордости, которая у меня осталась.
Это бы сломало меня.
– Как скажете, господин, – почтительно кланяюсь и иду прочь.
Но все-таки плачу потом, у себя в комнате, и мать обнимает меня.
– Эдриан, Эдриан, мой сын, не слушай этого мужлана! Ты самый лучший, самый любимый мой сынок! Хочешь сладостей? Хочешь велю кухарке немедленно испечь пирог с печенью и тыквой?
Но я не хочу сладостей, не хочу пирогов и даже не хочу ее объятий и утешений.
Поэтому с непривычной для ребенка холодностью прошу оставить меня в покое.
Я просто хочу, чтобы отец учил меня обращаться с мечом, как учит Данте. Чтобы, как Данте, брал с собой в гарнизон. Чтобы, мы с ним вместе поехали и выбрали мне коня, как они недавно ездили с младшим братоми привезли темного жеребенка с глазами, как рубины.
Я просто хочу, чтобы отец хоть раз посмотрел на меня так, как он смотрит на Данте…
Эта наивная детская мечта так и осталась в прошлом.
Ведь потом я узнал, почему ей никогда не было суждено исполниться.
ГЛАВА 27
– Но и ты навсегда потерял то, чтобы было тебе дороже всего на свете, верно? – не мигая, смотрю в темно-синий глаз брата. – Марибэль – красиво звучит… Не так ли?
Кулаки Данте сжимаются, и на мгновение мне кажется, что он не выдержит.
Что он сорвет свою повязку.
Но у меня есть светлая боевая магия.
И мой рубиновый меч. Не тот деревянный, который я покрасил краской, так жалко...
К тому же, хоть Данте и тренировал лучший воин на всем континенте, темный генерал Ричард Сальваторе, а меня обычный оружейник, зато я был очень-очень способным учеником.
– Неужели ты помнишь это имя? – Данте выгибает бровь. – Неожиданно.
– Как же она валялась у меня в ногах, – усмехаюсь. – Как требовала, просила, умоляла...
– Думаешь, меня это задевает?
Судя по его виду, действительно не задевает и это, как ни странно, выводит меня на эмоции.
Я же всегда забирал то, что было для него так важно, а потом смотрел, как он бесится.
– Ты же так хотел отомстить, когда узнал. Куда делся весь твой пыл, брат? – кажется, я до последнего буду пытаться вывести Данте из себя.
Но он спокоен.
Холоден, собран, спокоен, и это раздражает.
От мальчишки, юнца, который готов был кинуться на меня и убить с особой жестокостью за то, что я сотворил с его девкой, не осталось и следа.
Интересно, это бесконечная борьба с чумными сделала из него мужчину?
– В отличие от тебя, я не имею братоубийственных планов, Эдриан, – лениво цедит Данте и усаживается в кресло напротив портрета отца.
Ему можно смотреть на него и гордиться.
А мне – нет.
Скоро Данте свалит на границу к своим любимым чумным и перестанет мозолить глаза. Он же и недели прожить не может, чтоб не порубить пару сотен гниющих.
Может, хотя бы в этот раз они его достанут?
Не заразят, так хотя бы сожрут.
Как же досадно, что Данте – темный и не может заразиться чумой.
Я взял со стола карту, намереваясь идти, но брат бросил мне вслед:
– Когда-нибудь ты ее встретишь.
– Кого?
– Женщину, которая поставит тебя на колени.
– Я уже встретил свою женщину.
– Агнесс Гастелло – обычная гадюка. А ты встретишь королевскую кобру, братишка.
– С чего ты взял, что я говорю об Агнесс? – усмехнулся я. – Может, о своей жене?
– Бьюсь об заклад, ты даже ее имя запомнил не с первого раза. Да и зачем – она ведь все равно для тебя расходный материал.